Домби и сын

— Я не спускала глазъ съ одной семьи, мое дитятко, — продолжала старуха умоляющимъ тономъ, предупреждая возраженіе и упреки.

— Съ какой семьи?

— Тс!.. Не сердись на меня, лебедушка. Я это дѣлала изъ любви къ тебѣ, поминая свою заморскую красотку.

Старуха взяла и поцѣловала ея руку. Въ глазахъ ея опять выразилась просьба о пощадѣ.

— Это было давненько, мое дитятко: я пробиралась за угломъ и тутъ мнѣ удалось заманить къ себѣ его маленькую дочь.

— Чью дочь?

— Не его, Алиса, не его. Что ты на меня такъ сердито смотришь? Право не его. Это не можетъ быть.

— Чью же? Ты сказала, его дочь.

— Да не кричи такъ громко. Ты пугаешь меня, касатушка. Дочь м-ра Домби, только м-ра Домби. Съ той поры я видала ихъ сплошь да рядомъ. Я видала и е_г_о.

При послѣднемъ словѣ старуха съежилась и отпрянула назадъ, какъ будто боялась взрыва ярости въ своей дочери. Но хотя лицо Алисы, постоянно обращенное на мать, выражало сильнѣйшее негодованіе однако она не тронулась съ мѣста, только кулаки ея тѣснѣе прижались къ груди, какъ-будто она хотѣла этимъ удержать ихъ отъ нападенія при внезапной злости, которая ею овладѣла.

— Какъ мало онъ думалъ, кого видѣлъ передъ собой! — взвизгнула старуха, подымая сжатые кулаки.

— И какъ мало онъ объ этомъ заботился! — проворчала Алиса сквозь зубы.

— A мы стояли съ нимъ лицомъ къ лицу. Я разговаривала, и онъ разговаривалъ. Я сидѣла и караулила, когда онъ ходилъ въ рощѣ между деревьями. При каждомъ шагѣ я посылала ему вслѣдъ тысячи чертей и проклинала его на всѣ корки.

— Большое ему дѣло до твоего проклятья! Онъ, я думаю, живетъ себѣ припѣваючи.

— Да, ему ни чорта не дѣлается…

Старуха остановилась, такъ какъ лицо и вся фигура ея дочери исказились страшнымъ образомъ. Казалось, ея грудь хотѣла лопнуть отъ напряженій подавляемой злобы. Ея усилія задушить въ себѣ эту бурю были столь же страшны, какъ и самая ярость. Однако, ей удалось преодолѣть себя, и послѣ минутнаго молчанія она спросила:

— Онъ женатъ?

— Нѣтъ, лебедушка.

— Женится, можетъ быть?

— Не знаю, a кажись, что нѣтъ. Но его начальникъ и пріятель женится, и вотъ гдѣ мы поздравимъ его такъ, что самъ дьяволъ въ присядку запляшетъ предъ его глазами!

Старуха кричала и прыгала, какъ вѣдьма въ полномъ разгарѣ сатанинской вечеринки.

— Мы натѣшимся, говорю тебѣ, по горло, и эта женитьба отзовется ему на томъ свѣтѣ. Помяни мое слово.

Дочь бросила на нее вопросительный взглядъ.

— Но ты измокла, моя касатка, устала, какъ собака, и проголодалась, какъ волчица. Чѣмъ бы тебя накормить и напоить?

Старуха бросилась къ шкафу и, вытащивъ нѣсколько полупенсовъ, звякнула ими объ столъ.

— Вотъ моя казна, вся тутъ, и больше — ничего. У тебя нѣтъ деньженокъ, Алиса?

Невозможно описать, какою жадностью наполнились глаза старухи, когда дочь полѣзла за пазуху за полученнымъ подаркомъ.

— Все?

— Ничего больше. И это подано изъ состраданья.

— Изъ состраданья — эхва? — завизжала старуха, впиваясь въ серебряную монету, которая, къ ея отчаянію, все еще была въ рукахъ ея дочери. — Нутка, посчитаемъ. Шесть да шесть — двѣнадцать, да еще шесть восемнадцать. Такъ! Теперь распорядимся на славу. Сейчасъ побѣгу за хлѣбомъ и водкой.

И съ проворствомъ, необыкновеннымъ въ дряхлой старухѣ, она напялила дрожащими руками дырявую шляпу и накрылась шалью. Монета, къ ея отчаянію, все еще была въ рукахъ Алисы.

— Какая же намъ потѣха отъ этой женитьбы? Ты еще не сказала, матушка.

— Да ужъ будетъ потѣха, — отвѣчала мать, про должая возиться около лохмотьевъ, — потѣха отъ гордости, отъ ненависти, и ужъ никакъ не отъ любви, — потѣха отъ ссоры этихъ гордецовъ и отъ опасности… отъ опасности, Алиса.

— Отъ какой же?

— Увидишь, a покамѣстъ помалчивай. Я знаю, что знаю. Не худо бы имъ оглядѣться и держать ухо востро. A ужъ моя дѣвка найдетъ себѣ мѣстечко, — ухъ! — какое мѣстечко!

И улучивъ минуту, когда дочь, занятая размышленіемъ, разжала руку, гдѣ хранилась серебряная монета, старуха мгновенно ее выхватила и скороговоркой продолжала:

— Побѣгу, моя касатка, побѣгу за хлѣбомъ и за водкой. Славно поужинаемъ.

Говоря это, она перебрасывала деньги съ руки на руку. Алиса взяла назадъ свою монету и прижала ее къ губамъ.

— Что ты, Алиса? цѣлуешь монету? Это похоже на меня. Я часто цѣлую деньги. Онѣ къ намъ милостивы во всемъ, да только жаль, что не кучами приходятъ.

— Не припомню, матушка, чтобы я прежде когда это дѣлала. Теперь цѣлую эту монету изъ воспоминанія объ особѣ, которая подарила мнѣ ее.

— Вотъ что! Ну, пожалуй, и я ее поцѣлую, a надо ее истратить. Я мигомъ ворочусь.

— Ты, кажется, сказала, матушка, что знаешь очень много, — проговорила дочь, провожая ее глазами къ дверямъ. — Видно безъ меня ты поумнѣла!

— Да, моя красотка, — отвѣчала старуха, обернувшись назадъ. — Я знаю гораздо больше, чѣмъ ты думаешь. Я знаю больше, чѣмъ онъ думаетъ. Я изучила его насквозь.

Дочь недовѣрчиво улыбнулась.