Домби и сын

Эдиѳь не отняла руки и не сдѣлала громкаго апплодисмента по прекрасному лицу вѣжливаго кавалера, несмотря на яркій румянецъ, покрывшій ея щеки, несмотря на яркое зарево въ ея глазахъ и судорожное біеніе ея сердца. Но, оставшись одна въ своей комнатѣ, она со всего размаху дала пощечину мраморному камину, такъ что при этомъ ударѣ выступила кровь на ея оконтуженной рукѣ. И долго она держала передъ открытымъ каминомъ свою руку, какъ будто хотѣла ее оторвать и положить вмѣсто полѣна на пылающіе угли. И долго сидѣла она одна подлѣ мерцающаго иламени, въ мрачной и грозной красотѣ наблюдая темныя тѣни на стѣнѣ, какъ будто въ нихъ обрисовывались ея собственныя мысли. И быстро тоскливое предчувствіе вызывало передъ ея взволнованнымъ воображеньемъ разнообразныя фигуры одна другой мрачнѣе, одна другой отвратительнѣе. Но надъ всѣми фигурами рѣзко и гордо выставлялся одинъ гигантскій образъ, отвратительный до омерзѣнія.

То былъ образъ м-ра Домби.

Часть третья

Глава XLIII

Ночныя бдѣнія

Флоренса, уже давно пробужденная отъ сна, исполненнаго прекрасными видѣніями, замѣчала теперь съ отчаяніемъ въ душѣ, что ея отецъ и Эдиѳь — чужіе другъ для друга. Она видѣла, что это отчужденіе возрастаеть постепенно, и знала, что взаимная вражда укореняется съ каждымъ днемъ. Ея любовь и надежды съ каждымъ днемъ затмевались новою тѣнью, старая печаль, усыпленная на время, пробудилась съ новою силой, и тяжело становилось ея сердцу, гораздо тяжелѣе, чѣмъ въ былыя времена.

Пусть никто и никогда не знаетъ, кромѣ Флоренсы, на какую пытку осуждено сердце, лишенное естественной любви и встрѣчающее суровый отпоръ или обидное пренебреженіе тамъ, гдѣ должно находить нѣжнѣйшее покровительство и внимательныя заботы. Но были для Флоренсы и другія не менѣе мучительныя пытки. Сомнѣваясь въ своемъ отцѣ, она въ то же время сомнѣвалась и въ Эдиѳи, столь ей преданной, и думала о своей къ нимъ любви со страхомъ, недовѣрчивостью, изумленіемъ.

Видѣнія, дикія и странныя, которыя, однако, были слѣдствіемъ невинности сердца, возникали въ ея душѣ и быстро смѣнялись одно другимъ. Она видѣла, что ея отецъ суровъ и холодень къ Эдиѳи точно такъ же, какъ и къ ней, что онъ жестокъ, непреклоненъ, неуступчивъ. Неужели, — думала она, заливаясь горькими слезами, — неужели ея собственная родная мать, несчастная отъ такого обхожденія, зачахла и увяла вслѣдствіе безсильной борьбы съ нравственною пыткой? Потомъ она живо представляла, какъ Эдиѳь была горда и высокомѣрна со всѣми, кромѣ нея, и съ какимъ презрѣніемъ она сама обращалась съ ея отцомъ, не удостаивая его ни малѣйшей лаской, ни однимъ благосклоннымъ взглядомъ. Вслѣдъ за тѣмъ Флоренса сь ужасомъ, считая это преступленіемъ, думала, что она любитъ особу, враждебную ея отцу, и что отецъ, узнавъ объ этомъ въ своемъ уединенномъ кабинетѣ, естественно, считаетъ ее чудовищною дочерью. Прежде она была виновата лишь въ томъ, что отъ самаго рожденія не умѣла найти дороги къ отеческому сердцу, a вотъ теперь къ этой винѣ прибавилось новое и, конечно, непростительное преступленіе. Но одно ласковое слово, одинъ ласковый взглядъ Эдиѳи, и всѣ эти мысли опрокидывались вверхъ дномъ, и бѣдная дѣвушка начинала упрекать себя въ черной неблагодарности, потому что развѣ не Эдиѳь оказывала сочувствіе страждущему сердцу Флоренсы? Развѣ не она была ея лучшимъ другомъ, утѣшителемъ?

Такимъ образомъ, пылая любовью къ обоимъ, чувствуя и раздѣляя несчастіе обоихъ, и безпрестанно сомнѣваясь въ своихъ собственныхъ обязанностяхъ въ отношеніи къ обоимъ, Флоренса и подлѣ Эдиѳи терпѣла невыносимую пытку, гораздо мучительнѣе той, какая въ былыя времена раздирала ея сердце, когда она одиноко страдала въ заколдованномъ домѣ, еще не озаренномъ торжественнымъ вступленіемъ ея новой прекрасной матери.

Было, однако же, одно несчастье утонченнаго рода, отъ котораго судьба еще спасала бѣдную дѣвушку. Она не имѣла ни малѣйшаго подозрѣнія о томъ, что Эдиѳь своею нѣжностью къ ней еще болѣе отдалялась отъ ея отца и доставляла ему новые поводы къ негодованію. Богу извѣстно, на какія новыя страданія было бы обречено ея истерзанное сердце, если бы она могла представить, что отъ такой причины можетъ произойти такое страшное дѣйствіе. Но она не знала ничего на этотъ счетъ; хорошо, что не знала!

Обо всѣхъ этихъ предметахъ между Флоренсой и Эдиѳью не было произнесено ни одного слова. Разъ навсегда Эдиѳь сказала, что въ этомъ отношеніи между ними должно существовать всегдашнее молчаніе, подобное могилѣ. Флоренса чувствовала, что Эдиѳь была права.

Таково было положеніе дѣлъ, когда м-ръ Домби, изувѣченный и страждущій, былъ привезенъ домой и отнесенъ въ свои собственные аппартаменты подъ непосредственнымъ надзоромъ почтенной ключницы, прославившейся по всему хозяйству перувіанскими рудниками. Эдиѳь и Флоренса получили предписаніе уволить себя отъ горестной обязанности навѣщать больного. Кромѣ м-съ Пипчинъ, къ нему имѣлъ свободный доступъ только м-ръ Каркеръ, единственный его другъ и собесѣдникъ, который обыкновенно просиживалъ до полночи.