Домби и сын

Онъ опять взялъ свѣчу и быстро пошелъ назадъ по всѣмъ комнатамъ, останавливаясь тамъ и сямъ въ смутной надеждѣ отыскать Эдиѳь, которая, думалъ онъ, не могла же провалиться сквозь землю. Въ спальнѣ онъ наткнулся на дверь, скрытую въ стѣнѣ, и которая была заперта съ другой стороны: между половинками двери торчала вуаль, которую обронила м-съ Домби.

Колокольчикъ дребезжалъ и десятки рукъ и ногъ вламывались въ дверь.

Онъ былъ не трусъ, но эти адскіе звуки въ незнакомомъ мѣстѣ и въ полночный часъ, особенно если взять въ разсчетъ происходившую сцену, способны были поразить паническимъ страхомъ и не такого героя, какъ м-ръ Каркеръ, которому притомъ представлялось совсѣмъ неожиданное наслажденіе встрѣтиться лицомъ къ лицу съ обманутымъ мужемъ и начальникомъ, готовымъ бѣшеной рукой сорвать маску съ подчиненнаго бездѣльника, закаленнаго въ продолжительномъ мошенничествѣ. Если бы еще удались замышляемые планы м-ръ Каркера, и страстныя его желанія увѣнчались вожделѣннымъ успѣхомъ, мы не сомнѣваемея, хотя это довольно странно, — онъ былъ бы въ эту минуту смѣлъ и дерзокъ, не смотря на совершенное отсутствіе всякой посторонней помощи, между тѣмъ, какъ теперь, вы понимаете, нѣтъ ничего удивительнаго, что теперь м-ръ Каркеръ дрожалъ, какъ осиновый листъ. Онъ пытался отворить дверь, гдѣ торчала женская вуаль, но безъ всякаго успѣха. Онъ открылъ одно изъ оконъ и взглянулъ на широкій дворъ черезъ венеціанскій ставень; было очень высоко, a внизу торчали безпощадные камни.

Звонъ колокольчика достигъ до crescendo furioso, и разбойники уже расшатывали крѣпкую дверь. М-ръ Каркеръ, дрожащій, блѣдный и бѣлый, какъ голландское полотно первѣйшаго сорта, вошелъ опять въ роскошную спальню и, послѣ новыхъ нечеловѣческихъ усилій, выломалъ, наконецъ, половину потайной двери. Увидѣвъ маленькую лѣстницу и почуявъ запахъ ночного воздуха, онъ прокрался назадъ за шинелью и шляпой, приставилъ кое-какъ половину двери и осторожно спустился съ лѣстницы, которая вывела его на дворъ. Потушивъ и бросивъ за уголъ свѣчу, онъ вздохнулъ свободно и взглянулъ на сіяющія звѣзды.

Глава LV

Благотворительный точильщикъ потерялъ свое мѣсто

При желѣзныхъ воротахъ, отдѣлявшихъ гостиницу отъ улицы, дворника не было; онъ ушелъ, беэъ сомнѣнія, поглазѣть на суматоху и къ счастью не заперъ маленькой калитки. Тихонько приподнявъ защолку, м-ръ Каркеръ выползъ на улицу и, осторожно заперевъ за собою ворота, поспѣшилъ впередъ.

При лихорадочной, безполезной и безсильной злобѣ, паническій страхъ овладѣлъ имъ совершенно и обуялъ его до такой степени, что онъ, въ крайнемъ случаѣ, рѣшился бы скорѣе отважиться на какой-нибудъ отчаянный рискъ, нежели встрѣтиться съ человѣкомъ, о которомъ не далѣе, какъ два часа тому назадъ, онъ рѣшительно не думалъ. Его неожиданный приходъ, шумный и буйный, звукъ его голоса, ожиданіе близкой и неизбѣжной встрѣчи лицомъ къ лицу, — все это презрѣлъ бы зубастый джентльменъ послѣ перваго минутнаго потрясенія и, какъ опытный мошенникъ, смѣло и дерзко смотрѣлъ бы на свои продѣлки. Но теперь — совсѣмъ не то. Подкопъ, такъ долго и такъ тщательно устраиваемый, обрушился на собственную его голову и вырвалъ съ корнемъ изъ его груди самонадѣинность и иаглость. Такъ искусно и съ такимь стараніемъ разставлялъ онъ шелковыя сѣти и обдѣлывалъ силки, уже совсѣмъ готовый заманить дорогую птицу, но вотъ его самого заманили въ западню и прихлопнули въ ту самую минуту, когда ничто, казалось, не могло бы вырвать захваченной добычи. Гордая женщина презрѣла его, осмѣяла, сорвала съ его лица тигровую шкуру, раздавила его, какъ ползущую гадину, — и что мудренаго, если теперь м-ръ Каркеръ унизился, смирился и бѣжалъ впередъ, какъ робкій зайчикъ?

И когда онъ бѣжалъ, такимъ образомъ, по улицамъ чужого города, страхъ совсѣмъ другого рода, независимый отъ мысли о преслѣдованіи, пронзилъ его съ быстротою электрическаго удара, страхъ непонятный, необъяснимый, произведенный, какъ будто, дрожаніемъ земли подъ его ногами или ангеломъ смерти, который летѣлъ надъ его головою въ зараженномъ воздухѣ, отравляя его дыханіе. Онъ вздрогнулъ, встрепенулся, остановился, чтобы дать дорогу фантастическому призраку; но не исчезло страшное видѣніе — его и не было — и смертный ужасъ продолжалъ сковывать его члены.

Онъ поднялъ свое грѣшное лицо, полное тревоги, къ ночному небу, гдѣ сіяли звѣзды, полныя мира, и пріостановился, чтобы подумать, наконецъ, что дѣлать. Страхъ, что его застанутъ и захватятъ на чужой и далекой сторонѣ, гдѣ законы не могутъ ему оказать никакого покровительства, ему, который стоялъ теперь одиноко въ этомъ свѣтѣ на развалинахъ своихъ плановъ; ужасная мысль, что его тамъ гдѣ-нибудь въ Италіи, въ Сициліи, застигнетъ подъ угломъ какой-нибудь подкупленный злодѣй и пырнетъ ножемъ въ беззащитное горло, — всѣ эти и другія опасенія, имѣвшія болѣе или менѣе непосредственную связь съ разрушеніемъ его надеждъ, заставили его рѣшиться на возвращеніе назадъ и ѣхать въ Англію.