Домик на Волге

Он прямо и доверчиво смотрел ей в лицо и ожидал ответа. Но она медлила. Нахмурив от напряжения мысли брови, она думала.

- Разве, привлекши его, вы тем самым не приготовили ему гибели? сказала она, поднимая на него твердый взгляд.

Он не смутился от этого взгляда, и огонь сверкнул в глубине его серых глаз.

- Мы все на гибель идем, Катя... Катерина Васильевна, - поправился он, - и идем с открытыми глазами.

Он, я, все... И в этом наша сила. В этом обаяние и величие нашего призвания, в этом залог нашего торжества, - продолжал он с растущим одушевлением.

Катя слушала. Чем-то горячим, родным повеяло на нее от этих слов. Она вспоминала о своих христианских мучениях.

- Я понимаю вас, - прошептала она, - и... не сержусь на вас. Да только разве от этого легче? Все-таки Вани у нас больше нет. Я думала, после того что вы нам сказали, что он воскрес для нас. А вместо того...

Она безнадежно опустила голову. На глазах ее блистали слезы.

- Полноте! - сказал Владимир, подходя к ней ближе, - Зачем отчаиваться? Это я вас расстроил. Простите меня. Я говорил вообще, а не по отношению к брату.

Арест не значит еще гибель. Я знаю отлично прошлое вашего брата. За ним ничего нет, решительно ничего нет, что грозило бы ему больше чем Сибирью. А из Сибири - ах, как это мне не пришло в голову сказать вам раньше! - из Сибири люди бегут! Да, бегут! - Он в волнении заходил по комнате.

- Послушайте, Катя, что я вам скажу, - заговорил он, останавливаясь перед нею. - У меня есть друзья.

Я сам кое-что могу. Так вот, даю вам клятву, что я ни перед чем не остановлюсь, что отныне я сделаю целью своей жизни возвратить вам вашего брата. Верите вы мне?

- Верю, верю! - повторяла Катя, вся сияя от внезапно проснувшейся в ней надежды. - Какое это было бы счастье! О, как я вам безгранично благодарна!..

- Не благодарите, нет! - говорил Владимир дрожащим от волнения голосом. - Вы не знаете, чем вы для меня стали! Чего бы я ни сделал, чтобы осушить одну вашу слезу, вызвать на ваших губах одну улыбку!

Служить вам... Боже! это такое счастье...

Он вдруг остановился. Признание это вырвалось у него само собой, и он опомнился, когда было уже поздно.

Несколько минут оба молчали. Владимир дрожащей рукой провел себе по лбу.

- Простите, - заговорил он, - что я сказал это вам, невесте другого. Ну, да все равно. Мы, вероятно, никогда больше не увидимся. Но знайте, что чувства более чистого и высокого вы не внушили ни одному человеку. А теперь - прощайте.

Он крепко стиснул протянутую ему руку и вышел.

Катя осталась одна. Она была удивлена, поражена.

Ничего подобного она не ожидала. Сердце ее молчало.

Но на душе ее было светло, как в праздник. Когда она поднималась наверх, ее поступь была легка, точно она шла не по земле, а плыла по воздуху, и лицо ее сияло, когда она входила в спальню матери. Есть что-то обаятельное, чарующее в внезапном откровении свежей, молодой души, и, не отвечая на признание, сердце Кати волновалось и ликовало.

Больная крепко спала. Единственная свеча тускло освещала комнату. У изголовья сидела няня с чулком в руках. Она устремила на девушку пытливый старческий взгляд, в котором был и вопрос и тревога.

Катя, ничего не говоря, подошла и поцеловала ее прямо в старые губы.

- Ох ты, пташечка моя родная,- сказала старуха, гладя морщинистой рукой ее русую головку. - То-то, вижу я, пташечка моя больно часто повадилась во флигелек летать. Ну что ж? На все божья воля. Суженого, видно, конем не объедешь.

- Нет, няня,- сказала Катя, кладя ей голову на плечо. - Нет, не то. Он не суженый мне, няня.

Грохот остановившегося у подъезда экипажа заставил ее вскочить и быстро подойти к окошку. Что бы это могло быть? У крыльца стояли две телеги. В них сидели люди с фонарями, которые быстро соскакивали на землю и оцепляли дом. Боже! Это были жандармы!

- Няня! - вскричала Катя, бледная как смерть, бросаясь к старухе. - По его душу пришли. Беги к нему, спрячь, спаси! Скорей, скорей, милая! Я задержу их в доме.

Старуха, забыв года, стремглав сбежала вниз. Катя едва поспевала за ней.

В прихожей раздался резкий, повелительный звонок.

Катя бросилась к двери и торопливо отперла, чтоб прекратить шум.

Вошел молодой жандармский офицер в сопровождении прокурора в штатском платье.

- Тише. В доме больная,- встретила их Катя.

- Извините, сударыня, что обеспокоили,- сказал прокурор, вежливо раскланиваясь. - Долг службы.

Он был знаком с Крутиковым, и к тому же у него были специальные инструкции от губернатора, который приказал по возможности щадить будущих родственников своего любимца.

- Что вам угодно? - спросила Катя.

- По полученным нами сведениям, в вашем доме скрывается бежавший государственный преступник.

- Вы говорите о нашем госте Владимире Петровиче Волгине? Мне ничего не известно о его преступности, - сказала Катя.

- Не сомневаюсь в том, сударыня, - поспешил сказать прокурор, хотя в душе он не сомневался в совершенно противном. - Мы решительно ничего не имеем против вашего семейства. Но нам приказано арестовать господина, именующего себя Волгиным.

- Но его нет в этом доме, - твердо сказала Катя