Домик в Оллингтоне

Сердце изменило ему, у него не достало присутствия духа выпутать себя из затруднительного положения.

– Если я вполне понимаю вас, Лили, то все это происходит не от недостатка любви с вашей стороны?

– Недостатка любви с моей стороны! Вам бы не должно говорить мне это.

– В таком случае я не соглашусь ни на какую разлуку. Нет, Лили, каковы бы ни были наши заботы и лишения, мы должны быть связаны вместе, неразрывно связаны.

– В самом деле? – спросила Лили, и голос ее дрожал, рука трепетала.

– И тем неразрывнее, чтобы не допустить и мысли о всегдашней разлуке. Нет, Лили, я удерживаю за собою право высказывать вам все мои заботы, но я не оставлю вас.

– Но, Адольф…

– Адольф ничего больше не имеет сказать по этому предмету. Он пользуется правом, которое считает своим собственным, и на основании этого права хочет владеть навсегда выигранным призом.

Лили прильнула к нему.

– О Адольф! любовь моя! – сказала она. – Я не знаю, как мне высказать это чувство. О вас я только и думаю, о вас, о вас!

– Я это знаю, но вы немного не поняли меня.

– Неужели? Так выслушайте же меня, друг моей души, моя любовь, мой муж, мой господин. Если я не могу быть для вас сейчас же Руфью и неотступно следовать за вами, то все мои мысли и помышления будут мыслями и помышлениями Руфи: если что-нибудь, кроме смерти, должно разлучить меня с тобою, то пусть Бог пошлет ее мне!

С этими словами Лили упала на грудь Кросби и заплакала.

Кросби все еще с трудом понимал глубину ее характера. Впрочем, он был не довольно проницателен, чтобы понять его вполне. Но все же он благоговел перед беспредельностью ее любви и приходил в восторг от своей решимости. В течение нескольких часов он думал только об одном, что бросит свет и посвятит себя этой женщине как единственному другу и утешителю на пути жизни и крепкому щиту от всех напастей!

– Лили, ты моя навсегда!

– Навсегда! Навеки! – сказала Лили, и взглянув на него, старалась рассмеяться. – Вы, пожалуй, примете меня за безумную, но я так счастлива. Теперь я не беспокоюсь о вашем отъезде нисколько. Вы можете уезжать теперь же, сию минуту, если хотите. – И она отняла от него свою руку. – Теперь я чувствую себя совсем другою, чем в эти несколько последних дней. Я так рада, что вы объяснились со мной. Само собой разумеется, я должна переносить все вместе с вами. Меня теперь ничто не может тревожить. Не поможет ли нам, если я займусь работой и сделаю какие-нибудь вещи?

– Например, дюжину сорочек для меня?

– Отчего же? Я сошью.

– Может быть, со временем и придется сшить.

– Ах, дай-то боже! – Сказав это, Лили снова сделалась серьезною, на глазах ее снова выступили слезы. – Дай-то боже, быть полезной для вас, трудиться для вас, делать что-нибудь для вас, что бы могло иметь в себе разумное, существенное значение выгоды. Я хочу находиться при вас и в то же время служить вам, делать для вас все решительно. Иногда мне думается, что жена самого бедного человека – счастливейшее создание, потому что она делает все, исполняет все работы.

– И вам придется делать все в самом непродолжительном времени, – сказал Кросби.

После этого они с особенным наслаждением провели в поле утренние часы, и, когда появились в гостиной Малого дома, мистрис Дель и Белл изумлены были необыкновенной веселостью Лили. К ней, по-видимому, возвратились все ее прежние привычки и манеры, все шутки, которые она употребляла, когда Кросби впервые был очарован ее красотой.

– В доме графини, Адольф, вы так загордитесь, что совсем забудете об Оллингтоне.

– Разумеется, – сказал Кросби.

– Бумага, на которой вы вздумаете писать письма, будет вся в коронках, впрочем, вздумаете ли? Это еще вопрос. Может статься, напишете Бернарду, собственно для того, чтоб показать, что вы находитесь в замке.

– Ты, Лили, верно не заслуживаешь того, чтобы мистер Кросби написал к тебе, – сказала мистрис Дель.

– В настоящее время я не ожидаю такой милости. Адольф разве тогда напишет мне, когда воротится в Лондон и когда увидит, что в должности ему нечего делать. Мне бы хотелось видеть, как обойдется с вами леди Джулия. Когда мы были у нее, она смотрела на вас как на зверя, не правда ли, Белл?

– Для леди Джулии, я думаю, многие кажутся зверями, – отвечала Белл.

– Мне кажется, что леди Джулия весьма добрая женщина, – сказала мистрис Дель, – и мне не хотелось бы, чтобы ее осуждали.

– Особливо в присутствии Бернарда, который считается ее любимцем-племянником, – сказала Лили. – Я полагаю, что и Адольф сделается ее любимцем, когда она проведет с ним неделю в замке Курси. Постарайтесь сделать это, Адольф, и отбейте от нее Бернарда.