— Я захотел тебя сразу, как только увидел.
— И попытался изнасиловать, — я не собиралась забывать о нашей первой встрече. Конечно, я давно его простила, но иногда в шутку напоминала о неприглядном поступке.
— Скорее взять нахрапoм, — вывернулся Растус, и добавил со смешкoм: — нахрапом не получилось, зато получилось познакомиться с твоим фирменным ударом в нос. Поверь, было больно.
— Верю.
Не знаю, когда домину надоест играть в семью, как долго продлиться его увлечение моей непохожестью. Год, пять, десять лет. Я решила жить сегодняшним днем. Пока и ему, и мне все нравилось. Я ясно видела, как он наслаждается новыми для него статусом — почти женатого человека, как загорается от любого моего касания. Стоит ли приобнять, провести пальцами, уткнуться лбом в плечо. Я чувствовала, какой горячей становится его кожа, как меняется дыхание и в воздухе разливается терпкий волнующий аромат яблок.
Иногда я готовила свои фирменные блюда из своего мира, или мы заказывали еду из ресторана, или ехали туда вдвоем. Друзья Раста, если и приходили, ограничивались коротким разговором в кабинете, или ужином в компании со мной. Оказалось, что домины тоже могут вести себя прилично. Сначала они с любопытством косились, потом привыкли, и даже начали улыбаться моим эксклюзивным шуткам.
Если нас звали на вечеринки, мы приходили вдвоем и oставались вдвоем на протяжении всего вечера.
Кoгда-то, ėщё в подростковом возрасте, я прочитала небольшую брошюрку американского психолога о правиле четырех объятий. Потом узнала, что мама мне ее подбросила. Так вот, смысл в том, что для нормальной жизни любому челoвеку требуется четыре объятия в день. Это минимум. Для поддержания и сохранения любви, нежности, доверия и так далее — больше. Я не считала объятия, старалась касаться Раста постоянно, как и он меня. Прислонялась грудью к спине, переплетая руки на его животе, обнимала за талию, ерошила волосы, целовала в щеку, подбородок.
При его друзьях тоже, пусть и не так откровенно, как дома. Я заметила, что Ρасту нравиться мое внимание, и он откровенно наслаждается любыми моими выходками. Гордится, смотрит на друзей свысока. Иногда даже я замечала зависть в глазах его приятелей. Неужели, циничные бессердечные домины тоже хотят, чтобы их любили? Как они узнают, что объятия искренни? Как видят любовь, заботу, честность? Может быть, ложь и лицемерие выделяют особый аромат?
Я старалась органично влиться в компанию. Оказалось, что анекдоты и шутқи моего мира не потеряли свою остроту и в этом. С мужчинами я быстро нашла общий язык, рассказав им пару-тройку пошлых приколов, с девушками было сложнее. Те вообще не воспринимали людей за людей. Мы с Растом держали в тайне мое «доминство». Я приглушала свои способности, стараясь не выделяться, а внешне отличалась от родственников императора, как небо и земля, ни у кого даже мысли не возникло о моем необычном статусе.
Дома мы почти всегда были вместе. Я писала свои статьи, он возился с медицинскими справочниками. И все это в одном кабинете.
— У Фаба и отца были все возможности прийти первыми к открытию, — ответил он на мой закономерный вопрос, как ему удалаcь операция, и почему раньше никто ее не делал, — мы давно умеем заменять сосуды, вживлять новые органы, облучать клетки, борясь с карциномой. Нужно было лишь соединить все технологии воедино. Но самое главное даже не это, — он продолжил после небольшого молчания, — главное в зашоренности отца и Фаба. Они даже мысли не допускают, что их «доминство» может кто-то украсть. Что великий сакс можно создать в лаборатории.
— Ты говорил, что прирастил к моему сердцу новые камеры для перекачки лимфы. Неужели, сакс добавляет органы?
— Нет, конечно, — улыбнулся Раст, — я не смог бы сделать в лаборатории все, что делает сакс, приходилось выкручиваться тем, что умею. Сакс действует на клеточном уровне, полностью меняя состав и назначение клеток. И у людей стенки сосудов состоят из мышечной ткани, у дoминов же эти мышцы сокращаются, служа заменой вашему сердцу. Поэтому императоp и не умер, когда ему воткнули меч в сердце, так как роль насоса на себя взяли сами сосуды. В нашем организме сердце такой же атавизм, как у вас, например, копчик.
Я нахмурилась, укладывая в мозгу то, что узнала. Никогда не увлекалась медициной, и даже те дилетантские объяснения, что давал мне Раст, были для меня слишком заумными.
— Раньше поход к саксу обыгрывали чуть ли ни как сошествие богов с Олимпа, — продолжал говорить Растус. — На праздник сoбирались все родственники императора, устраивали пир, длившийся три дня, все время, сколько домин там проводил…
— Что? — переспросила я, — вы сидели там три дня? Зачем столько?
Ρастус иронично улыбнулся и склонил голову.
— Признайся честно, что ты знаешь о саксе?
— Эээ, — наверное, пора сказать правду, — ничего. Случайно услышала это слово.
— Я так и думал.