Доминион

Бен оставил Фрэнка в рекреации. Пациенты расселись полукругом у телевизора, где Фанни Крэдок показывала, как готовить квашеную капусту по-немецки. Несколько человек сидели за столом, вырезая из листа бумаги полоски детскими ножницами с тупым концом, – хотя до Рождества оставался месяц с лишним, больные уже готовили украшения. Мартиндейла в отделении не было – после недавней выходки его поместили в одну из камер с мягкими стенами.

Фрэнк пробрался в «тихую палату» и занял привычное место в мягком кресле у окна. Он думал про свою квартиру в Бирмингеме: убрался в ней кто-нибудь? Квартира, пусть и обшарпанная, ему нравилась. Вот только Бирмингем стоит так далеко от моря. Море Фрэнк полюбил с тех пор, как они с матерью ездили в гости к двоюродной сестре отца в Скегнесс, – ему было тогда десять лет. Эдгара с ними не было: он отправился со своим классом во Францию. Предоставленный сам себе Фрэнк дни напролет бродил по песку; пляж был полон отдыхающими, но море было таким пустым и огромным и всегда двигалось. Для купания было слишком холодно, он только играл с прибоем, да и тогда ноги сводило, но ему все равно хотелось бы погрузиться в воду. Будучи в гостях у родственников, мать пыталась убедить их в реальности мира духов и в уникальных способностях миссис Бейкер, связывающейся с ними. Больше их не приглашали.

В последние дни Фрэнк подумывал о том, чтобы свести счеты с жизнью, предпочитая унести с собой страшную тайну и не доверять ее никому, даже Дэвиду. Но он понимал, что ему не хватит духу. К тому же в больнице за ним постоянно присматривали. Тупые ножи и вилки пересчитывали после каждого приема пищи, в комнатах не было надежных крюков для ламп, на которых можно было бы повеситься. Правда, в «тихой палате» на желтой от никотина стене висела картина викторианских времен: охота на оленя в Шотландии. Видимо, она держалась на достаточно крепком гвозде или крюке. Фрэнк закрыл глаза, по телу прошла непроизвольная судорога. Умирать не хотелось, хотя в школе он порой грезил об этом. Как ему хотелось никогда больше не вспоминать про нее!

Колледж Стрэнгмен помещался в вытянутом прямоугольном здании на самой окраине Эдинбурга. Дом стоял на унылом склоне холма, в местности, продуваемой всеми ветрами. Одна из многих частных школ города. В Викторианскую эпоху тогдашний директор решил переместить заведение сюда, решив, что холодный воздух будет оказывать на детей бодрящее действие.

Он бодрил, и еще как, когда Фрэнк вышел из школьного экипажа, встретившего его на станции Уэверли тем воскресным днем 1928 года. С залива Ферт-оф-Форт налетел шторм, принеся с собой промозглый дождь. Фрэнка едва не сбило с ног. В экипаже с ним приехало еще три новых интернатчика – большинство учеников Стрэнгмена были «дневными мальчиками», но кое-кто жил в интернате. Четверо одиннадцатилетних парнишек в новеньких форменных костюмчиках красного цвета стояли у школы, испуганные и встревоженные, и держали на голове красные фуражки, чтобы их не унесло ветром.

Фрэнк смотрел на подъездную дорожку, что вела к зданию из песчаника. Оно казалось огромным, а каменные блоки оставались красно-рыжими, хотя все дома, мимо которых они проезжали в Эдинбурге, были закопчены от сажи хуже, чем в Лондоне. «Дневные мальчики», видно, еще не приехали – семестр начинался со следующего дня, – и место выглядело покинутым. Фрэнк надеялся, что Эдгар, накануне вернувшийся из поездки, встретит его, но их ждал только учитель с планшетом в руках – высокий, тощий мужчина в шляпе и дождевике, с очками на носу, строгого вида.

Фрэнк все еще оглядывался в надежде высмотреть Эдгара, когда сильный толчок в ребро заставил его подпрыгнуть.

– Эй! – произнес учитель резким голосом. – Ты никак задремал, малый? – Из-за раскатистой «р» слово у него вышло «задррремал». – Фамилия твоя как? Манкастер?

– Да. Я Фрэнк.

Мужчина нахмурился:

– «Да…» – а дальше?

Фрэнк растерянно уставился на него.

– «Да, сэр», – продолжил учитель. – Разговаривая с преподавателем, ты должен прибавлять «сэр». И еще, ты Манкастер-младший – к мальчикам тут обращаются по фамилиям. – Он снова нахмурился. – И сотри с лица эту дурацкую ухмылку. Ты что, смеешься надо мной?

Один из мальчиков захихикал. Фрэнк держался как мог, подавляя отчаянное желание убежать.

Учитель повел ребят к пристройке позади главного корпуса. Внутри их ждала унылая комната с четырьмя железными койками. Рядом с каждой стояла тумбочка. Дождь неистовствовал и стучал в окна.

– Вот ваша спальня, – сказал учитель. – Номер восемь, запомните. Меня зовут мистер Ритнер, а ваш класс – четвертый «б». Запомните: четвертый «б». В четыре часа – полдник в столовой, на втором этаже. А пока разбирайте вещи, да поживее.

Он вышел, громыхая по голым доскам. Фрэнк стоял с разинутым ртом, резкие указания вертелись у него в голове.

За полдником – его накрыли в углу огромной столовой с длинными скамьями – появился Эдгар с дюжиной других обитателей интерната. Ему было уже пятнадцать: рослый и плечистый, помощник старосты с кисточкой на шапке. Он сел рядом с Фрэнком.