Домоводство. Первые уроки

— Н-да, — глубокомысленно замечаю. — Что выросло, то выросло.

— Мне нравится, что ты на неё не злишься, — неожиданно замечает бабушка. — Ты отходчива. Это хорошо. При твоих скрытых способностях флегматичный характер и умение держать себя в руках — это как естественная защита, данная от природы. Замечу, защита не тебя, собственно, а окружающих от тебя. Не вздумай обижаться, просто вспомни, что осталось от Омара ибн Рахима[1].

Ну да. Осталась статуя в кабинете свёкра. Мраморная, без двух отломанных доном пальцев. Этакая дружеская мстя за обиженную невестку. У меня, между прочим, в дождливую погоду всё ещё ноют приращенные мизинец и безымянный палец на правой руке… Но Рахимыча я, конечно, не слабо приложила. В одном из боевых ногтей дона Теймура до сих пор спрятано заклятье Горгоны, которое я сплела так крепко, что превращала в камень всё, что шевелится, пока не догадалась завязать себе глаза. Только Глава и сумел меня остановить.

— Это я к чему, — неспешно продолжает матриарх. — К тому, что вам с Мирабель ещё вместе жить, пусть не постоянно, пусть какое-то время. Мага ей сын, Софи и Мари — внучки; нехорошо им ссориться. Придётся хоть иногда встречаться, обедать, ходить на приёмы, если того требует протокол… И всё это время помнить её художества. Если чувствуешь, что больше не можешь — уходи сразу, пока не взорвалась. А возьмёшься терпеть — терпи. Думаю, сегодняшний случай многое изменит в Мири. Я с ней поговорю, покажу воспоминания Даниэлы, те, что успела считать. Что? А как ты думаешь, откуда мне столько известно? Пока мой сын разражался обличительной речью, а внук изучал, от кого тянутся следы отбитого проклятья, я многое считала со старших Иглесиасов. Жаль, не нашла времени сделать это раньше. Почила на лаврах, засиделась в Эль Торресе… Ну да ладно. Не будешь пакостить Мирабель?

— Нет, просто в суп тараканов запущу, — огрызаюсь я. — Вы уж меня-то с ней не сравнивайте. Боже ж ты мой, хоть бы она немного повзрослела!

— Может, и проймёт её как следует. — Бабушка задумчиво смотрит в пламя камина. — Она ведь, по молодости лет, пыталась и мне вредить, пришлось дать укорот. Поняла, до сих пор науку помнит. Значит, небезнадёжна. Смирится, в конце концов, и с тобой. Когда поймёт, что не всё в этом мире рождено вокруг неё, неотразимой вертеться.

— Далась ей эта красота, — с досадой говорю. — Знаете, бабушка Софья… Я ведь помню, какая вы другая. Но облик для нас с девочками ничего не значит. Мы — и Мага, и Николас, и Элли — мы вас любим такой, какая вы есть. И знаете, что я вам скажу? В вашей возрастной категории вы просто ослепительны, честное слово. Почему Мири этого не поймёт — не знаю.

Губы матриарха подрагивают от сдерживаемого смеха.

— Ах ты… лиса! И ведь не врёшь, я же чувствую!

В этот момент кто-то ласково проводит по моей щеке. Несуществующей пока щеке. Вернее сказать, той самой, что вместе со всем остальным телом наличествует сейчас далеко отсюда, в Магиной спальне.

— Зовут? — понимающе кивает бабушка Софи. — Ну, лети, егоза. И впрямь, пора, а то заработаешь истощение. Ходить по снам тоже Сила нужна.

* * *

«И-ива…»

Знакомый родной голос. Знакомые интонации. Тёплая уютная пещерка одеяла… Вот только по контрасту с ней тело вдруг обдаёт холодом, словно перед тем, как вернуться в постель, я старательно покаталась-повалялась в ледяной крошке, и та до сих пор впивается в кожу сотнями морозящих крупинок.

Невольно морщась, пытаюсь отбиться от Маги, который, злодей этакий, упорно тащит с меня одеяло. Я же ж мёрзну! Не обращая внимания на моё барахтанье, супруг прорывается в полуразрушенное лежбище и обнимает меня со спины. О-о вот это то, что надо! Обожаю об него греться!

— Что, замёрзла?

Голос, как всегда, суров. Но меня больше не обманешь этой внешней напускной гневливостью. Поэтому просто мычу что-то невразумительное с утвердительной интонацией — спросонья неохота говорить. Он плотнее загребает меня в объятья.

— А нечего было во сне шляться, где попало. Кто тебя просил? Я и без того рассказал бы обо всём, или дал бы считать с памяти. Опять занимаешься партизанщиной?

— Чем?

От удивления я даже глаза открываю.

— Ты откуда таких слов набрался? Не то, чтобы я против, просто интересно!

Мага снисходительно хмыкает.

— А кто бросил меня наедине и надолго с двумя разговорчивыми девицами? Волей-неволей приходится проводить с ними вечера, помогая с учёбой. А у наших дочерей, оказывается, немалый словарный запас. Весьма специфичный. Иномирный. Я почерпнул оттуда много нового.

— Ага. Вот откуда «двойные стандарты» у бабушки Софьи… — невольно прокалываюсь я. И сконфуженно замолкаю.

— Не уклоняйся от темы, — возвращается супруг к прежнему менторскому тону. — Ива, направленные, как в твоём случае, сны — очень специфичный вид магии и требует большого расхода сил. Ты хоть догадываешься, отчего у тебя такой озноб? Слишком увлеклась, потратилась. Это вредно и для тебя, и для малышей. Будь добра, сдерживай подобные порывы. Не маленькая уже.