Домработница царя Давида

Самое важное дело — это собрать всё, что нельзя оставлять здесь ни в коем случае. Может быть, ей не удастся сюда вернуться, чтобы забрать свои вещи. Тряпки — это ладно, это полбеды. А все документы, мамины фотографии, незаконченную работу и сберкнижку надо надёжно упаковать и унести с собой сразу. Кажется, Вадик понял, что она уходит от него, — и принял это спокойно. Но никто не знает, что он будет думать завтра. И он наверняка этого не знает. Сто раз уже так бывало: вечером он говорил одно, а утром — другое, прямо противоположное. И очень сердился, если она напоминала ему о вечернем решении. Или отмахивался: «Не твоё дело. Я передумал». Если был в хорошем настроении, говорил: «Я хозяин своего слова. Хочу — дам, хочу — назад заберу». Это он так шутил. Очень может случиться так, что завтра он сочтет себя оскорблённым любым из её слов, сказанных сегодня. И не просто оскорблённым, а бессердечно брошенным. То есть жестокосердно. А если ещё вспомнит, что никакого источника доходов, кроме зарплаты жены, у него сейчас нет, — то сочтёт себя ещё и обворованным. Жестокосердно. Ограбленным в ту самую минуту, когда его серьёзный бизнес нуждается в постоянных вложениях капитала. А тут вон чего! Жестокосердно бросили, развелись, ушли и капитал с собой унесли!.. Обязательно поменяет замки и не даст ей забрать ни одной своей вещички. Лучше на помойку их выбросит. Нет, лучше потребует за них выкуп. Компенсацию за моральный ущерб. Когда-то Вадик серьёзно интересовался компенсациями за моральный ущерб. Тогда соседи щенка взяли, щенок совсем маленький был, по ночам иногда плакал, Вадик говорил, что ему поэтому снятся плохие сны. Хотел на соседей в суд подать. Не успел: щенок привык и плакать перестал.

Аня опять хихикнула. Наверное, она и правда бессердечная… то есть жестокосердная. Сейчас ей совсем не было жаль Вадика. Сейчас она даже не помнила, почему ей было жаль его раньше. Наверное, потому, что он казался ей ужасно беспомощным. Совсем не приспособленным к жизни. Ничего у него как-то не удавалось. Даже институт культуры не закончил. Его оттуда буквально выжили бездари, клеветники и завистники. Начал в какой-то ведомственной многотиражке работать — но и там оказались бездари, клеветники и завистники. Хотя откуда они в многотиражке-то взялись? Там весь штат состоял из Вадика и машинистки на четверть ставки… Пошёл на радио — бездари, клеветники и завистники не пускали его в эфир под надуманным предлогом: говорит очень медленно, да ещё и шепелявит. И в краеведческом музее обнаружилась прорва бездарей, клеветников и завистников. В бизнесе оказалось ещё хуже. Все взяточники, а продавцы — лентяи и жулики… Нет, правда ведь не везёт человеку. А ей его не жаль. Почему?

А по всему. Например, эта квартира. Он её не заработал. Он заставил родителей разменять их большую квартиру, чтобы жить отдельно. Заставить — это он всегда умел… Или эти его работы. Без диплома, без стажа, без хоть каких-нибудь профессиональных навыков всегда пристраивался на какие-то тёплые местечки, а если местечко оказывалось не таким тёплым, как ему хотелось, Вадик сначала пытался его утеплить по собственному разумению, а не получалось — так бросал, предварительно рассорившись с коллегами. Наверное, Аню он тоже рассматривал как тёплое местечко. Какой там бизнес?! Новые костюмы, новые часы, новый мобильник, новый портфель… В бумажнике — пачка денег. Похоже, вся её вчерашняя зарплата. Плюс сегодняшний холодильник.

Холодильник! Мясо пропадёт. И масло тоже. Обед, который она приготовила вчера, наверное, уже пропал.

Ну и пусть. Вадик всё равно обедает в ресторане.