Подобных высказываний герцог простить никак не мог. Он смерил таким взглядом ляпнувшего глупость дона, что тот пожалел не только о том, что открыл рот, но и что вообще родился. Извинение он проговорил очень тихо, заикающимся голосом, но Болуарте этого хватило. Он милостиво кивнул, но решил внести пояснения, чтобы не плодить ненужных слухов.
— Он тоже клялся нас всех защищать. — Герцог подбоченился и обвел всех орлиным взглядом. — У меня и в мыслях не было выступать против короля, пока я не узнал все и не пришел в ужас. Мы не скот для правителей, который режут, когда пришла нужда. Что бы вы, дон, сказали, если бы такую участь запланировали для вашей дочери? Единственной дочери, наследницы титула и состояния. Сохранили бы верность? Фернандо Пятый нарушил свои обязательства по отношению к нам. Не знаю, по наущению Лары или сам так решил, но факт остается фактом — Всевышнему это не пришлось по нраву. Всевышний наказал Фернандо Пятого, нарушив все его планы. Потому что моя дочь и мой будущий зять находятся под присмотром самого Всевышнего. Он их дважды благословил. А покушаться на них — идти против Всевышнего.
— А где гарантия, что для усиления наследника не принесут в жертву кого-нибудь из нас?
— Дон, неужели вы не слышали, что замок Бельмонте нынче недоступен для посторонних? А знаете почему? Потому что мне удалось вступить в права владения.
Ответом ему были недоверчивые взгляды.
— Не до конца, конечно. Там еще много предстоит подчинить, — вдохновенно продолжил Болуарте. — Но одно я вам скажу точно: алтарь больше работать не будет. Сломался после попытки принести в жертву мою дочь и ее избранника. Треснул и теперь не способен выполнять роль жертвенника.
Свою дочь герцог на первый план выставлял намеренно, дабы показать, кто будет играть первую скрипку в планирующемся бракосочетании и что гравидийской части соединившейся страны переживать не о чем.
Гравидийцев отвлекло от столь интересного разговора только появление слуги с угощением. По мнению большинства присутствующих, оно было на высоте. К прекрасному вину предлагалась деликатесная закуска — ломтики картофеля, который в последнее время было так трудно достать.
— Что это? — в ужасе спросил герцог, взяв с блюда тонюсенький кусочек.
— Вы, наверное, не в курсе, дон Болуарте, — чуть снисходительно сказал один из гравидийцев. — Дон Лара оказался не таким уж непригодным. Именно он вытащил из мибийцев секрет, пока вы находились в тюрьме. Это картофель.
— Я знаю, что это картофель, — перебил его герцог. — Но какой идиот решил, что его можно есть сырым? Его надо жарить или варить.
Доны переглянулись.
— Вы уверены, дон Болуарте?
— Уверен ли я? Знали бы вы, сколько картофеля за свою жизнь я переел. Намного больше, чем вы.
Последнее было даже правдой, потому что из-за создавшегося дефицита корнеплодов, аристократы позволяли себе только несколько ломтиков в день. Мысль о целой сковородке жареной картошки если бы и пришла им в голову, то ее точно сочли бы безумной.
— Но дон Лара…
— Дон Лара — идиот, — уверенно перебил герцог. — Всевышний, это сколько из-за него вы перевели ценного продукта? Да уже за одно это его надо было лишить должность и изгнать. Хотя это на целую госизмену тянет. Заставить аристократию есть сырой картофель. Это настоящее преступление.
— То есть сырым его есть нельзя?
— Сырым его есть невкусно. Можно, но не нужно, если вы понимаете, о чем я.
Герцог заиграл бровями, как будто намекал собеседникам на некое откровение. Но расспросить его не успели, пришел Охеда лично и выдернул Болуарте из столь милой герцогскому сердцу обстановки. Ведь сегодня авторитет герцога взлетел на небывалую ранее высоту. И если раньше авторитет зиждился исключительно на древности рода и огромных владениях, то сегодня Болуарте заставил признать и собственную значимость как умелого чародея и выдающегося политика. И если он немного покривил при этом душой — так это исключительно для дела, а не для чего другого.
— Его Величество Рамон Третий готов вас принять, дон Болуарте, — сообщил Охеда герцогу, вытащив его из теплой дружеской компании, и был настолько тактичен, что разговор продолжил, только когда гравидийцы не смогли их слышать: — Но прошу вас, дон Болуарте, поумерить свою фантазию. Его Величество может неправильно вас понять.
— Наша задача, дон Охеда, — достигнуть договоренности, которая бы устраивала все стороны.
— То есть слухи, что вы удерживаете Алехандро, — не слухи?
— Всевышний, дон Охеда, что за ерунду вы несете? — возмутился герцог. — Скажите на милость, каким образом я могу его удерживать, если у меня нет ни одной возможности на него надавить. Более того, мы живем в месте, доступ к которому есть только у Алехандро. То есть без него нельзя ни войти, ни выйти.
— Но вы что-то такое намекали своим соотечественникам…
Герцог подумал, что соотечественники могли бы и не делиться секретами со второй половиной лагеря: как-никак гравидийцам и мибийцам еще долго придется притираться друг к другу.