Дон Кавелли и мертвый кардинал

— Послушайте, Фабиани, в стенах Ватикана я могу делать все, что сочту нужным, и никто, кроме святейшего отца и самого Бога, не обладает такой властью, чтобы мне противоречить.

Бледные губы секретаря слегка задрожали.

— Совершенно верно, ваше высокопреосвященство. Никто, — проговорил он хрипло и добавил тихим голосом: — Никто, кроме синьора Кавелли.

III

Немного пап оставили такой яркий след в истории, как Джулиано делла Ровере, более известный как Юлий II. Одно из первых его деяний заключалось в том, что он под угрозой самого сурового наказания запретил прибегать к подкупу во время избрания главы католической церкви.

Эта практика всегда являлась скорее правилом, нежели исключением. Что уж говорить, если и его самого выбрали подобным же образом. Именно при этом папе в 1506 году заложили фундамент собора Святого Петра и учредили швейцарскую гвардию[2] — исключительно для охраны понтифика. Неутомимый Юлий поручил Рафаэлю украсить фресками Станцы[3] в Папском дворце, попутно положив начало и другим многочисленным преобразованиям. Он также повелел Микеланджело расписать Сикстинскую капеллу.

Однако было бы ошибкой считать его другом и покровителем искусств. Юлий был стратегом, воином, причем даже в большей степени, чем служителем церкви, и его первоочередная цель состояла в том, чтобы расширить влияние церковного государства. Произведения искусства стали для него лишь дорогостоящими символами власти папского престола. Даже такой гений, как Микеланджело, не раз сталкивался с воинственностью и властолюбием своего могущественного заказчика. Как-то раз, когда он изваял статую Юлия с книгой в руке, тот возмутился: «Что мне прикажешь делать с этой книгой? Дай мне меч!»

Сначала Микеланджело не пожелал браться за роспись Сикстинской капеллы — он считал себя в большей степени скульптором, чем художником. Но папа Юлий был не из тех людей, которым можно безнаказанно перечить. Его карающая длань коснулась даже самого «ужасного Чезаре Борджиа»,[4] который оказался в заточении сразу же после того, как Джулиано делла Ровере стал понтификом. Тот, кого за спиной называли Юлием Грозным, всегда носил при себе тяжелую палку и мог поколотить ею всякого, кто имел несчастье его разозлить. Доподлинно известно, что когда Микеланджело расписывал своды капеллы, он несколько лет провел буквально лежа с поднятыми над головой руками (из-за чего приобрел сколиоз и артрит). Но даже этот неутомимый гений однажды предстал перед грозным понтификом с веревкой на шее, подчеркивая тем самым свое подчинение папской воле. Впрочем, другим приходилось еще хуже. Можно составить длинный список из имен тех людей, кого Юлий приказал убить, не мучаясь никакими сомнениями и угрызениями совести, — недаром Мартин Лютер называл его кровопийцей.

Тем удивительнее существование грамоты, подписанной его святейшеством 31 января 1513 года, за несколько недель до смерти. Согласно этому документу, некий капитан Умберто Кавелли, папским соизволением, должен был отныне «liberatus ab ullis calamitatibus», то есть «ни в чем не испытывать нужды». Эта грамота, дарованная «в знак высочайшей благодарности», касалась не только самого капитана Кавелли, но и всей его семьи, и всех его потомков. В ней оговаривалось не только сказочно высокое денежное содержание, но и право на проживание в Ватикане, а также ряд других привилегий. И, хотя срок действия этого документа был не бесконечным, а только лишь до Страшного суда, предполагалось, что после этого события в нем уже попросту не будет смысла.

Принимая во внимание то, что Юлий был чрезвычайно скуп по отношению к титанам Возрождения, даже к Рафаэлю или Микеланджело, и то, что его истинной страстью было расширение пределов собственной власти и уничтожение врагов, остается лишь догадываться, какими подвигами Умберто Кавелли смог заслужить подобную папскую милость.

IV

— Синьор Кавелли, Dio mio![5]