Дон Жуан

И океан в душе ее, казалось,

Устало бился темною волной.

На берег голый полночь опускалась

Покоем, негой, страстью, тишиной,

А звезды в небе толпами стояли

И на пылавший лик ее взирали.

199

Увы, любовь! Для женщин искони

Нет ничего прекрасней и опасней:

На эту карту ставят жизнь они.

Что страсти обманувшейся несчастней?

Как горестны ее пустые дни!

А месть любви - прыжка пантер ужасней!

Страшна их месть! Но, уверяю вас,

Они страдают сами, муча нас!

200

И вспомните, как часто мы, мужчины,

Несправедливы к женщинам! Не раз,

Обманывая женщин без причины,

Мы учим их обманывать и нас.

Скрывая сердца боль от властелина,

Они молчат, пока приходит час

Замужества, а там - супруг унылый,

Любовник, дети, церковь и... могила.

201

Иных любовная утешит связь,

Иных займут домашние заботы,

Иные, на фортуну осердясь,

Бегут от положенья и почета,

Ни у кого из старших не спросясь,

Но этим не спасаются от гнета

Условностей и, перестав чудить,

Романы принимаются строчить.

202

Гайдэ - как дочь наивная природы

И неподдельной страсти - родилась

Под знойным солнцем юга, где народы

Живут, любви законам подчинясь,

Избраннику прекрасному на годы

Она душой и сердцем отдалась,

Не мысля, не тревожась, не робея;

Он с нею был - и счастье было с нею!

203

Ах, счастье душ блаженно - молодых!

Как бьется сердце в нежные мгновенья!

Пускай мы платим дорого за них,

Но безрассудно мудрости стремленье

Вредить упорством доводов своих

Алхимии блаженства - без сомненья

Нравоученья ценны, но не смог

Сам Каслрей ввести на них налог.

204

Час пробил! Их сердца соединились

На берегу среди суровых скал.

Над ними звезды яркие светились.

И океан обетам их внимал.

Их чувства тишиною освятились,

Их дух уединенья обвенчал,

Они дышали счастьем, принимая

Друг друга за детей земного рая.

205

Любовь! Сам Цезарь был твоим ценителем,

Рабом - Антонии, Флавий - знатоком,

Катулл - учеником, Назон - учителем,

А Сафо - синим ревностным чулком.

(Всем изощренным древности любителям

Скалы Левкадской миф давно знаком!)

Любовь! Ты - зла богиня! Я немею,

Но дьяволом назвать тебя не смею!

206

Ты не щадишь супружеских цепей,

Рогами украшаешь лбы великих:

И Магомет, и Цезарь, и Помпеи,

Могучие и славные владыки,

Их судьбы поражают всех людей,

Все времена их знают, все языки;

Но, как геройство их ни воспевать,

Всех можно рогоносцами назвать.

207

И Эпикур в рядах твоих сторонников,

И Аристипп - адептам нет числа,

Но вольная доктрина беззаконников

Лишь на пути разврата увлекла.

Боюсь, утащит черт твоих поклонников,

А то их вера всем бы подошла!

Ешь, пей, люби и не грусти нимало'

Таков девиз царя Сарданапала.

208

Но как же мой Жуан? Ужели он

Так быстро мог забыть о донне Юлии?

Вопрос труднейший! Я весьма смущен;

Ответить сразу на него могу ли я?

Всему виной луна, я убежден;

Весь грех от полнолуний: ну, усну ли я,

Когда чертовский этот свет опять

Зовет о новых радостях вздыхать?

209

Непостоянства я не признаю,

Противны, гадки, мерзки мне натуры,

Меняющие вечно суть свою,

Как ртуть от перемен температуры.

Но нынче в маскараде - не таю

Попал в ловушку хитрого Амура:

Хорошенькое личико и мне

Внушило чувства, гнусные вполне.

210

Но Мудрость мне велит угомониться:

"Ах, Мудрость! - я вздыхаю. - Как мне быть?

Ах, милая! Могу ли я решиться

Ее глаза и зубки позабыть?

Замужняя она или девица?

Мне нужно знать, чтоб сердце усмирить!"

Но Мудрость головою покачала

И "перестань!" торжественно вскричала.

211

И я, понятно, сразу перестал.

Непостоянство в том и заключается,

Что прелести природной идеал

Всегда восторгом общим награждается:

Тот ставит божество на пьедестал,

Тот статуям прекрасным поклоняется,

Прелестный новый облик каждый раз

Стремленье к идеалу будит в нас.

212

Платон нас поучает, что сознание

Способностей тончайших глубина,

Прекрасного живое познавание,

В котором глубь небес отражена.

И точно: жизнь без мысли - прозябание!

Глазам на мир глядящего дана

Способность видеть мир, поскольку все же

И мы из праха огненного тоже.

213

Но если б нам всегда один предмет

Казался и желанным и прекрасным,

Как Ева в дни, когда не ведал свет

Других, мы прожили б в покое ясном

Свой век, не испытав жестоких бед,

Не тратя денег. Мой совет - всечасно

Единственную женщину любить,

Чтоб сердце, да и печень, сохранить!

214

На свод небесный все сердца похожи:

В них ночь сменяет день, как в небесах,

Их облака и молнии тревожат,

Пугает гром и сотрясает страх;

Но разразиться буря эта может

Простым дождем: зато у нас в глазах

Британский климат, и любые грозы

Весьма легко перекипают в слезы.

215

А печень - нашей желчи карантин,

Но функции прескверно выполняет:

В ней первая же страсть, как властелин,

Такую тьму пороков вызывает,

В ней злоба, зависть, мстительность и сплин

Змеиные клубки свои свивают,

Как из глубин вулкана, сотни бед

Из недр ее рождаются на свет.

216

Тем временем я кончил, написав,

Как в первой песни этого романа,

Две сотни с лишком строф, точней - октав.

В поэме мной задумано по плану

Двенадцать или, может, двадцать глав.

Кладу перо. Гайдэ и Дон-Жуану

Желаю наслаждаться и у всех

Читателей моих иметь успех!

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

1

О муза, ты... et cetera*. Жуана

Уснувшим на груди оставил я,

В которой страсти сладостная рана

Едва открылась Счастье бытия

Гайдэ вдыхала кротко; ни обмана,