Дон Жуан. Правдивая история легендарного любовника

Но если бы Тенорио узнал, что папа римский Иоанн XXII, умерший в декабре 1334 года (а сам дон Хуан родился в 1328 году, – стало быть, еще во время правления означенного папы), так вот, если бы Тенорио узнал, что этот наместник Бога на земле, которому тоже кланялись короли, до сорока пяти лет был простым башмачником, то… Сначала дон Хуан был бы потрясен до глубины души. Потом крепко призадумался бы. И, наконец, наверняка переменил бы свое отношение и к простым ремесленникам вообще, и к жителям Трианы в частности. Ведь дон Хуан принадлежал к тому немногочисленному разряду людей, которые умели признавать свои ошибки и заблуждения.

Однако в тот мартовский день 1350 года, минуя Триану, Тенорио испытывал привычное раздражение. Святые Юста и Руфина лепили горшки! И как только архиепископ дон Гомес де Манрике терпит столь унизительную для благородных христиан клевету?

Но терпит. Еще и не такое терпит. Двадцать три синагоги – из них две крупные – построены за минувший век в христианской Севилье. Евреи ходят с гордо поднятыми головами и заседают в консехо – городском совете.

А все почему? Да потому, что этим христопродавцам покровительствует сам Альфонсо XI, король Кастилии и Леона, прозванный в народе Справедливым.

Дошло до того, что раввины организовали публичные диспуты с католическими риторами: чья религия лучше и правильней, чей бог – настоящий. И на диспутах этих – страшно сказать! – присутствуют высшие должностные лица Кастилии, а случается, и сам король.

Но ничего, даже ангельскому христианскому терпению приходит конец. И на прошлой неделе, предшествовавшей Страстной (которая началась сегодня, в понедельник 21 марта), евреи получили то, что давно заслуживали…

Дону Хуану вспомнились стихи сеньора Бертрана де Борна, великого друга Кастилии – единственного поэта, которого он читал. Этот французский рыцарь в шестьдесят с лишним лет облачился в доспехи, чтобы биться с маврами под знаменами короля Альфонсо VIII Благородного. В жестоком бою поэт потерял правую руку…

Сколько раз Тенорио, проезжая Триану, вспоминал сервент Бертрана де Борна о подлых горожанах, евреях и мужиках:

Ничтожный люд, торговый сброд,

Вонючий рыночный народ —

Рожденные из грязи,

Тупые обормоты!

Отвратны мне до рвоты

Привычки этой мрази [2] .

Сейчас, подъезжая к мосту Сан-Тельмо, дон Хуан даже запел вполголоса:

Когда такой паршивый гад

Напьется – черт ему не сват! —

Заносчивый невежда.

Так розгами хлещите их,

Клеймите их, снимайте с них

Последнюю одежду!

Сзади послышался насмешливый голос:

– Пой громче, мой дорогой Хуан! Я тоже очень люблю этот сервент!

Дон Тенорио обернулся. Его стремительно нагонял товарищ по веселым проказам молодости – сероглазый юноша редкой красоты. Коротко стриженные волосы [3] отливали бронзой, белое от природы лицо было украшено тонкими, словно нитка, рыжеватыми усами, ровным полукругом огибавшими чувственный рот и смыкавшимися на подбородке. Вороной скакун арабской породы выглядел куда свежее, чем пегая кобыла дона Хуана де Тенорио, хотя оба всадника проделали одинаковый путь.

Весь прошлый вечер и минувшую ночь они ехали бок о бок, и лишь несколько минут назад спутник дона Хуана задержался по нужде. Вид его был плачевен: пыльный сирокко, смешавшись с ночным туманом, пропитал грязью дорожное платье юного красавца. Впрочем, плащ дона Хуана выглядел не лучше.

Оба путника так хотели есть, что уже и не чувствовали голода, лишь испытывали противную, сосущую пустоту в желудках.

Дон Хуан запел громче. Он безбожно фальшивил, не будучи наделен музыкальным слухом, да еще и смешно подвывал в конце каждой строфы – дань исконному, протяжному говору коренных севильянос. В Андалусии это было общепринято. А вот в центральной и северной Кастилии над севильским выговором презрительно смеялись, называя андалусцев «ненастоящими кастильянос».

Пускай горшечник с торгашом

В мороз попляшут голышом.

Друзья! Забудем милость,

Чтоб мерзость не плодилась.

Друзья! Девиз у нас таков:

Плетьми лупцуйте говнюков,

Купцов-заимодавцев!

Заройте их, мерзавцев!

Слезам их не внемлите!

Душите их, давите!

Навек скотов проклятых

Кидайте в казематы!

– Молодец, молодец! – снисходительно похвалил друга юный красавец.