Дон Жуан (рассказано им самим)

В течение наших совместных семи дней Дон Жуан изменил свою привычку пользоваться исключительно только услугами с моей стороны. Он стал помогать мне. Я всегда с трудом выносил это, прежде всего из-за тесноты в моей маленькой кухне, но с Дон Жуаном даже ограниченное пространство стало почему-то доставлять мне удовольствие. Удовольствием, смешанным пополам с завистью, было смотреть, как он делает одно или другое. Не только потому, что Дон Жуан был умопомрачительно ловок и проворен на руку: он умудрялся выполнять обеими руками одновременно совершенно разные операции, что, например, меня, при неумении делать это в моем поварском деле, да и не только, вечно приводило в отчаяние. Даже в самых простых случаях, как то: подвинуть к себе что-нибудь правой, а левой одновременно отодвинуть, — я обязательно все безбожно путал. А для него: одной рукой, скажем, резать луковицу, другой раскатывать при этом тесто — не составляло никаких проблем. То же самое происходило, когда он одной рукой скатывал тесто, а другой сбрызгивал, одной — накалывал, другой — заворачивал края, одной — потрошил, другой — фаршировал, одной — подбрасывал, другой — ловил, выливал — наливал, и все как одним слаженным движением. Пока правая делала насечки, левая смазывала маслом. Пока одна ощипывала, другая взбивала яйца. Пока он вышагивал по кухне, он мял и месил. Пока пилил — закручивал гайки. Пока испытывал мое терпение — привечал и любезничал. Пока листал книгу — вколачивал гвозди. И во время всех этих манипуляций, что левой, что правой, Дон Жуан, словно специально, делал все медленно и, судя со стороны, даже нарочно замедленно, памятуя при каждом действии о том, что мысли его заняты при этом совсем другим. Я, во всяком случае, видел его за работой таким.

Семь дней в саду прошли — и постепенно яркие впечатления стали меркнуть. Дон Жуан все больше казался мне нескладехой. Он неловко брал предметы, все у него валилось из рук, можно было подумать, что обе руки левые. При этом он постоянно смотрел на часы, добавляя кстати и некстати к каждому пустяковому делу число и день недели. Книга Паскаля «Письма к провинциалу» из Пор-Рояля, из которой он по вечерам читал вслух для нашего обоюдного развлечения, вместо комедий Мольера, оставалась лежать нераскрытой. Я стал свидетелем того, как Дон Жуан снова впал в зависимость от чисел. Он считал, сначала только губами, потом в голос, свои шаги, пуговицы на рубашке, автомобили в долине Родон, пересчитывал ласточек, стайкой проносившихся над садом, попытался даже сосчитать все тополиные семена, летавшие в пучках по воздуху. И дело здесь было в чем-то другом, не только в скуке. Время не тяготило Дон Жуана, не тянулось для него бесконечно. Не так уж мало событий происходило вокруг, немало было и запоминающихся моментов, напротив, их было много, даже слишком много. Каждый момент — каждая вещь — обращали на себя внимание, время распадалось на моменты второго, третьего события, той или иной вещи, одного или другого человека. Вместо взаимосвязи, создающей ощущение времени, только лишь отдельные детали, нет, даже детализация. Вместо размеренной медлительности я видел в нем теперь неповоротливость и тяжеловесность, неумелость и неловкость во всем, даже если он спешил, — все получалось нескладно. Дон Жуан попал в своего рода личный цейтнот. И каждый миг он спрашивал меня, сколько сейчас времени.