Дон Жуан

Он ел, ему подкладывала сноваОна, как мать, любуясь на него,Для пациента милого такогоОна не пожалела б ничегоНо Зоя рассудить могла толково(Хотя из книг не ведала того),Что голодавшим надо осторожноИ есть и пить — не то ведь лопнуть можно.

159

И потому решительно весьмаЗа дело эта девушка взялась:Конечно, госпожа ее самаЗаботливо о юноше пеклась,Но хватит есть. Нельзя сходить с ума,Своим желаньям слепо подчинясь:Ведь даже лошадь, если б столько съела,

На следующий день бы околела!

160

Затем, поскольку был он, так сказать,Почти что гол, — штанов его остаткиСожгли, Жуана стали одеватьВ турецком вкусе. Но, ввиду нехваткиЧалмы с кинжалом, можно посчитатьОн был одет как грек. Про недостаткиНе будем говорить, но подчеркнем:Шальвары были чудные на нем!

161

Затем Гайдэ к Жуану обратилась;Ни слова мои герои не понимал,Но слушал так, что дева оживилась,Поскольку он ее не прерывалИ с протеже своим разговорилась,

В восторге от немых его похвал,Пока, остановившись на мгновенье,Не поняла, что он в недоуменье.

162

И вот тогда пришлось прибегнуть ейК улыбкам, жестам, говорящим взорам,И мой Жуан — оно всего вернейОтветствовал таким же разговоромКрасноречивым. Он души своейНе утаил, и скоро, очень скороВ его глазах ей как бы просветлелМир дивных слов — залог прекрасных дел.

163

Он изъяснялся пальцами, глазами,Слова за нею робко повторял,Ее язык и — вы поймете сами

Ее прелестный облик изучал.Так, тот, кто наблюдал за небесамиПо книге, часто книгу оставлял,Чтоб видеть звезды. Взор ее блестящийБыл азбукой Жуана настоящей.

164

Приятно изучать чужой языкИз женских уст, когда нам горя мало,Когда и ментор юн и ученик(Со мной такое в юности бывало!).Улыбкой дарит нежный женский ликУспехи и ошибки поначалу,А там — сближенья уст, пожатья рук,И вот язык любви усвоен вдруг!

165

Вот потому — то я случайно знаю

Испанские, турецкие слова,По-итальянски меньше понимаю,А по-английски лишь едва-едваУмею изъясняться: изучаюЯ сей язык по Блеру, раза дваВ неделю проповедников читая,Но их речей не помню никогда я.

166

О наших леди мне ли говорить?Ведь я изгнанник общества и света:И я, как все, был счастлив, может быть;И я, как все, изведал боль за это.Всему удел извечный — проходить,И злость моя, живая злость поэтаНа ложь друзей, врагов, мужей и жен,Прошла сама, растаяла как сон!

167