Дона Флор и два ее мужа

— Я уже не девчонка, а взрослая, почтенная дама, никто не осмелится ко мне пристать. — И дона Норма посвятила в свои планы Зе Сампайо, который больше не сопротивлялся энергичной супруге: — Мы отправимся туда завтра утром. Я пойду якобы для того, чтобы навестить своего крестника, внука Жоана Алвеса, а потом попрошу Жоана, чтобы он отвел нас к этой особе. Жоан же, как тебе известно, мастер капоэйры.[16]

Так они и сделали. В воскресенье после мессы в церкви святого Франциска, где дона Флор поставила украшенную цветами свечу, чтобы все сошло хорошо, они пересекли площадь Террейро и разыскали негра Жоана Алвеса, чистильщика обуви, на тротуаре рядом со зданием медицинского факультета. Вокруг него толпились ребятишки, и все они — и курчавый негритенок, и мулаты, и светлые блондины — называли его дедушкой. Они, как и еще очень многие дети, бегающие по узким и кривым улочкам между Террейро-де-Жезус и Байша-дос-Сапатейрос, были его крестниками. У негра Жоана Алвеса никогда не было детей ни от жены, ни от других женщин, но он добывал своим крестникам крестных матерей, еду, старую одежду и даже буквари. Жил он в подвале тут же поблизости вместе с несколькими крестниками. Этот свирепый на вид старик, бранчливый и вздорный, слыл колдуном. Из своего подвала, откуда открывался вид на зеленую долину, негр Жоан Алвес как бы распоряжался красками и светом Баии.

— Кого я вижу! Да благословит вас господь, кума дона Норма… А как поживает сеу Зе Сампайо? Передайте ему, что я на днях зайду в его магазин купить для ребят несколько пар обуви…

Мальчишки окружили подошедших женщин. В руках доны Нормы появился кулек с карамелью. Жоан Алвес свистнул, сразу подбежало еще несколько пострелят и среди них мулатик лет четырех-пяти. Негр погладил его по голове:

— Попроси благословения у своей крестной матери, негодник…

Дона Норма благословила мальчика и дала ему монетку. Негр поинтересовался, каким добрым ветром занесло сюда куму.

— Видите ли, кум, я хочу попросить вас об одной услуге в очень деликатном деле.

— Деликатное дело не для меня, я ведь, как вы знаете, человек грубый…

— Я хочу сказать, это дело должно остаться в строгой тайне.

— Что верно, то верно, я не болтун и не сплетник. Можете говорить, кума…

— Вы, кум, не знаете некой Дионизии? Говорят, она живет где-то здесь.

— И у вашей милости есть к ней дело?

— У меня лично нет, кум. А вот у моей подруги…

Жоан Алвес окинул дону Флор взглядом с головы до ног.

— Дело к Дионизии Ошосси?

— Наверное, к ней… Я слышала, она очень хорошенькая.

Жоан Алвес почесал свою поросшую жесткими, курчавыми волосами голову.

— Хорошенькая? Вы меня извините, кума, но вам следует выбирать выражения. Хорошенькой можно назвать белую, но не мулатку, да еще такую, как Дионизия. Таких красоток, как она, во всем мире, я думаю, найдется не больше полудюжины, и то надо еще поискать.

— У нее недавно родился ребенок…

— Тогда это она, она недавно родила и еще не вернулась к своему занятию…

Дона Флор наконец открыла рот, поинтересовавшись:

— А чем она занимается?

Жоан Алвес снова смерил ее взглядом, но на сей раз с некоторым презрением, явно пораженный ее невежеством:

— Она проститутка, сеньора, это ее занятие.

Дона Норма не хотела отвлекаться от главного.

— И вы, кум, водите с ней дружбу, знаете, где она живет?

— А почему бы мне с ней не дружить, кума? А живет она совсем рядом, на Масиэле.

— Отведите нас туда, кум, моя подруга хочет потолковать с ней об одном деле…

Жоан Алвес еще раз пристально посмотрел на дону Флор и почесал голову, будто что-то в этих словах показалось ему подозрительным и не внушающим доверия.

— А почему бы ей не пойти туда одной, кума? Я покажу дом, где живет Дионизия.

— Будьте рыцарем, кум. Неужели вы допустите, чтобы женщины одни ходили по этому кварталу? А вдруг к нам пристанет какой-нибудь нахал…

Благородство Жоана Алвеса было общеизвестно.

— Ну что ж, я провожу вас, но ручаюсь, никто не позволит себе по отношению к вам никакой выходки, у нас этого не водится…

Он встал и поручил своим крестникам присматривать за ящиком и щетками. Это был стройный, крепкий негр лет пятидесяти с лишним, его курчавые волосы уже начали седеть. На шее он носил ожерелье божества Ориша, красные и белые четки божества Шанго. Только морщины под глазами говорили о его пристрастии к кашасе. Поднявшись, Жоан поинтересовался:

— А что за дело к Дио у этой девицы? — В последнем слове прозвучала насмешка.

— Ничего плохого, кум…

— А иначе при всем уважении к вам, кума, я с вами не пойду… Да это ни к чему и не приведет: ее святой всемогущ. — Он коснулся земли кончиками пальцев, приветствуя божество. — Окэ аро Ошосси! Ничто не может причинить ей зло, и любое колдовство обернется против того, кто его затевает…

— Когда вы меня сведете на макумбу, кум? Я очень хочу побывать на кандомблэ…[17]