Донецко-Криворожская республика: расстрелянная мечта

Экономические показатели Донбасса в начале XX века поражали даже западный мир. Известный американский историк Джон МакКей, посвятивший индустриализации Юга России книгу «Пионеры прибыли» (за которую он, кстати, получил приз Американской исторической ассоциации), восторженно писал о состоянии металлургии бассейна: «В первом десятилетии двадцатого века домны на Юге России были такими же большими, как в Европе, они были новее и использовали лучшую руду. По этой причине они были вполне конкурентными с европейской продукцией»[77].

О значении Донбасса для судьбы государства более чем красноречиво свидетельствуют следующие цифры: к 1917 г., когда Россия уже фактически потеряла польский уголь, Донецкий бассейн производил 87 % угля всей России, 70 % чугуна, 57 % стали, более 90 % кокса, более 60 % соды и ртути[78]

. Причем с каждым годом войны значение края для страны росло — особенно после потери Россией польских шахт, которые снабжали в первую очередь промышленные предприятия Петрограда. Но, как и повсюду в России, рос и уровень социального напряжения. Приезд тысяч рабочих, зараженных социалистическими идеями, обернулся значительным ростом политизации региона.

АПОЛИТИЧНЫЙ, ПАТРИОТИЧНЫЙ РУССКИЙ КРАЙ

Если университетский Харьков всегда отличался вольнодумством, то рабочие регионы Юга России длительное время проявляли полную аполитичность. В 1890 г. под секретным надзором полиции пребывало всего лишь 82 постоянных жителя огромной Екатеринославской губернии, отнесенные к разряду «неблагонадежных»[79]

.

«Донбасс отвергал любые политические группировки. Политическую атмосферу Донбасса считали отравляющей и опасной все партии», — пишет Куромия. Экстраполируя свои выводы на всю историю этого региона, включая и нынешние времена, американо — японский исследователь добавляет: «Донбасс всегда был «выходом», спасением, альтернативой политическому конформизму или протестам»[80]. Может быть, этот вывод кому — то сегодня покажется спорным. Но если все — таки принять его, то в этих словах можно найти объяснение и аполитичности Донбасса вплоть до революционных событий 1905–1917 гг., и действиям политических лидеров региона в январе 1918 года, в момент провозглашения Донецко-Криворожской республики. Однако об этом позже…

Упоминания какой — то деятельности социалистических организаций в пролетарском Донбассе появляются в 1899 г., когда в Юзовке были замечены листовки и брошюры РСДРП с пометкой «Донецкий комитет». В 1902 г. появился Донецкий социал — демократический союз горнозаводских рабочих с центром в Ростове — на — Дону. При этом деятельность подобных немногочисленных и невлиятельных организаций была сосредоточена в основном в крупных городах и фактически не распространялась на шахтерские поселения[81]

.

Революция 1905 г. привела к резкому росту забастовок и рабочих бунтов во всех промышленных регионах России, включая Донецкий бассейн. Однако, по мнению Сюзан МакКаффри, «в целом рабочие Донбасса не бастовали так часто, как их собратья в Санкт — Петербурге, и эти забастовки не были столь политически выраженными»[82].

После пика революционного движения в 1906 г., когда в общей сложности в забастовках приняло участие до 100 тысяч рабочих Донбасса, каждый год число бастующих неуклонно уменьшалось. В 1909 г. оно уже составляло всего 12 тысяч человек. Очередной всплеск забастовочного движения пришелся на 1912 г. (25 800 участников забастовок) и был вызван Ленским расстрелом[83]

. Но если раньше забастовки в основном носили социальный характер, то с этого года наметилась тенденция роста сугубо политических стачек. Данная тенденция сохранилась вплоть до 1917 года.

Как выяснилось позже, в политизации забастовочного движения в России вообще и в Донбассе в частности после 1914 г. определенную роль сыграли и спецслужбы Германии. В меморандуме небезызвестного Александра Парвуса (он же Израиль Гельфанд), составленном в адрес министерства иностранных дел Германии в марте 1915 г., звучали следующие предложения: «Есть возможность организации забастовок в шахтерских районах Донецкого бассейна и, при определенных условиях, на Урале… Политические забастовки можно было бы легко организовать там в среде шахтеров, если будет выделено хотя бы минимальное финансирование»[84]. Стоит заметить, что «план доктора Гельфанда» вызвал большую заинтересованность у немецких спецслужб, а сам Парвус сыграл определенную (по мнению ряда современных историков, очень значительную) роль в финансировании революционного движения в России.

Постепенный рост активности социалистов в рабочих регионах отразился на росте их популярности в Донбассе. В 1906 г. в первую Госдуму России от Екатеринославской губернии, среди прочих, был избран шахтер из Юзовки Митрофан Михайличенко, представлявший меньшевистское крыло РСДРП и примкнувший в Госдуме к группе «трудовиков». Правда, популярность агитатору принесли, в первую очередь, не его пламенные речи, а… юзовские черносотенцы, избившие будущего депутата за год до выборов[85].