Читаем Донор полностью

Было хорошо и удобно, лишь немного тревожно, словно сидишь глубокой ночью за письменным столом над очередной статьей, в которой есть странно волнующие, необычные данные, не согласующиеся с представлениями традиционной хирургии, и их надо поглубже запрятать в текст, чтоб статью опубликовали... Гул затихал...

Потом я увидел устройство для консервации органов. Тусклый металл, неожиданно превращающийся в участки жидкокристаллического дисплея с крупными яркими цифрами в самых неожиданных местах; непривычно острые грани, прорезающие эллиптические поверхности, бесшумные насосы, почти знакомые емкости с газами и масса сенсорных клавиш с загадочной символикой, а в центре - гелеобразная полость-колыбель с платформой для консервируемого органа, окруженная манипуляторами...

Я не помнил, как выбирался из разбитой машины и сколько пролежал на мокром песке. Голова, набитая камнями, больно стучащими изнутри при движении, казалась огромным маракасом, которым слишком долго трясли...

Лицо, когда я прикоснулся к нему рукой, было надуто сильным отеком. Я нащупал разбитые губы с болтавшимися кусочками ткани... Позже мне удалось открыть один глаз, растянув веки пальцами... Была ночь. Шел дождь, холодный и сильный. Я несколько раз пытался собраться с мыслями, но ничего не получалось. Анализ не шел дальше разбитого лица, жуткой головной боли, маракасов и холодной ночи... Потом я увидел поблизости небольшой досчатый дом с лестницей и, с трудом вскарабкавшись по ней, постучал - никто не открывал... Потянув за скобу я вполз в комнату, освещенную маленькой лампочкой без абажура на длинном шнуре, раскачивающейся от ветра.

Единственным глазом я увидел длинный деревянный стол. На столе на спине неподвижно лежала голая женщина, неудобно свесив ноги. У противоположного края стола виднелась голова человека, который, видимо, спал, сидя верхом на стуле. На топчане валетом лежали еще двое...

Я встал с колен и приблизился к столу... Прямо передо мной, притягивая взгляд, вызывающе бесстыдно располагалась женская промежность с ярко белым треугольником незагорелой кожи... Я близоруко наклонился, стараясь рассмотреть тускло отсвечивающее мокрое розовое пятно, которое растеклось над лобком, покрывая гениталии и даже бедра... И увидел тоненькую струйку крови, вытекающую из влагалища и множество синяков ссадин на коже...

Мозг "под шубой" из синяков и опухолей зашевелился и совсем другая женщина, пьяная, сильно побитая простушка, лежала передо мной в гинекологическом кресле приемного покоя в одном из родильных домов Свердловска с разведенными ногами и огромным животом, готовым к родам, и большой, темно-зеленого стекла бутылкой из-под "Шампанского", торчащей из ее влагалища... Гениталии плотно обхватывали бутылку и извлечь ее простым потягом не удавалось, но тоненькая струйка крови находила дорогу, просачиваясь наружу...

Я прикоснулся пальцем к студенистому пятну на лобке женщины, что лежала на столе в домике спасателей в Поти, и поднес палец к глазу... Характерный запах спермы ударил в нос. Заторможенный мозг рывками стал выстраивать одну за другой мучительно знакомые и страшные события, пока вдруг разом я не вспомнил все, что приключилось с нами, и не узнал в этой женщине, бесстыдно, грубо и страшно распятой на столе, Даррел... Я закричал. Мне показалось, что крик раздерет легкие. Человек, за столом, с трудом поднял голову и удивленно уставился на меня...

Продолжая кричать, я блуждал глазом по комнате, пока не наткнулся на пустую пятилитровую бутыль из-под вина. Схватив ее двумя руками, я двинулся к сидящему за столом и со всей силы опустил бутыль на голову... Мужчина помолчал удивленно и ткнулся лицом в стол... Повернувшись к тем двоим, спавшим валетом, я вновь поднял двумя руками над головой еще целую бутыль, успев удивиться ее прочности, и вдруг почувствовал, что зверею и жажда убийства завладела мной. Я обрушил бутыль на голову ближнего к себе человека на топчане. Тот протяжно всхлипнул. Бутыль, наконец, со звоном разлетелась на куски, которые еще долго позванивали, скользя по полу... Я повернулся к третьему, который в ужасе глядя на страшное, с длинными острыми краями горло бутыли в моей руке, пытался встать и защитить лицо...

Он не успел. Я вонзил в него края бутылки, которые удивительно легко проникли в кости лицевого скелета. Удовлетворенно оглянувшись, я нагнулся к чужестранке и, взяв ее за руку, прошептал в ухо, не особенно надеясь на успех:

- Даррел! Открой глаза. - Она открыла и уставилась в потолок.

- Сядь, пожалуйста, - также шопотом попросил я. Она села, касаясь ногами пола, и стала смотреть в открытую дверь за моей спиной.

На гвозде возле двери висел длинный мужской плащ серого цвета. Я стянул его со стены и подошел к девушке:

- Попробуй встать. - Она молча встала и замерла, вытянув руки вдоль туловища, продолжая сжимать остатки майки в побелевших пальцах. Я помог ей натянуть на голое тело грязный плащ, застегнув его на единственную нижнюю пуговицу и сказал: - Пойдем!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза