Доноры

Виктор отлично понимал тех ребят, что, покинув войну, спустя месяц или два с растерянностью в сердце ныряли в нее вновь. Это походило на кессонную болезнь, когда стремительное выныривание на поверхность угрожает бедой. Следовало возвращаться обратно и возобновлять подъем, выдерживая длительную декомпрессию. Щадящий режим выпадал на долю очень немногих, и, как очень многие, очутившись вне выстрелов, вне плена, Виктор испытал обморочное головокружение. Общепринятый быт с трехкратным питанием и восьмичасовым рабочим днем, вечерним телевидением и обязательной газетой так и не сумел увлечь его сызнова. И сейчас, сидя в этом кафе, к собственному ужасу Виктор чувствовал поднимающееся из черных глубин животное удовлетворение. Нескольких острых событий оказалось вполне достаточно, чтобы всколыхнуть в нем солдата — существо, ненавидящее страх и привыкшее к нему, как к кислороду. И глядя в лютоватый, налитый кровью глаз парня, Виктор позволил себе снисходительно улыбнуться. Возможно, благодаря его ухмылке, этот обормот не разобьет чьих-нибудь зубов и не сграбастает в пятерню случайно подвернувшуюся шевелюру.

Парень оттолкнулся от стойки и двинулся в его сторону. «Топай, козлик, топай!» — Виктор подзадорил его взглядом. А секундой позже пара смуглокожих посетителей стиснула его с двух сторон.

— Сиди, где сидишь, цыпа!

Тот, что очутился справа, довольно симпатичный, с цыганскими буйными кудрями, представлял несомненную опасность. Слишком уж был быстр в движениях и слишком уж уверено улыбался. Виктор научился распознавать силу и был готов биться об заклад, что за руками этого красавчика следует следить в оба. Слева расположился плечистый увалень, настолько же крепкий, насколько и безобидный. Безобидный, если вовремя не позволить ему обнять себя своими медвежьими лапищами. В общем, парочка что надо! Со стороны это, вероятно, выглядело встречей добрых старых знакомых. И тот, и другой сохраняли на лицах печать миролюбия. Однако почему среди прочих посетителей они выбрали именно его? Или он показался им легкой жертвой? Богачом-инкогнито, обрядившимся в загаженные пометом лохмотья?.. Подобными вопросами Виктор больше не задавался. Разумеется, он сразу не понравился им, как не понравился и парню с подбитым глазом. Виктору следовало приучить себя к мысли, что в течение семи дней он будет не нравиться многим и очень многим, став излюбленной мишенью слоняющейся по улицам вульгарной и лихой братии.

— Чем-нибудь могу быть полезен? — вежливо и тихо поинтересовался донор, и немедленно в бок ему уперлось острие ножа. Он старался следить за руками красавчика, но этого последнего движения не заметил.

— Часы, деньги — все, что есть ценного! Спокойненько собери и передай моему другу! — команда прозвучала также тихо. При этом красавчик не забывал улыбаться.

Увалень взял стакан с остатками апельсинового сока и, брезгливо понюхав, медленно вылил на брюки Виктора.

— Не заставляй его ждать, приятель. Сам видишь, сегодня он не очень-то в духе.

В баре заиграла музыка, и Виктору пришлось чуточку поднапрячь голосовые связки, чтобы они услышали.

— Рисковые вы ребята! Здесь же полно народу, а на улице полицейские. Что, если я закричу?

— Ты захрипишь, а не закричишь. — Кончик ножа красноречиво шевельнулся между ребер. — Это наш бар и наша территория. Никто слова за тебя не скажет.

Виктор заметил, что одноглазый парень уже находится на полпути к их столику. Появление смуглокожих, как ни странно, его ничуть не смутило. А может, это тоже один из их приятелей? Виктор покосился на красавчика.

— О'кей, парни. У меня с собой двадцать баксов, но это все, что есть, могу поклясться.

— Часы?

Виктор оттянул немного рукав, позволяя снять с себя часы. Слишком уж хрупкая вещь, чтобы таскать их дальше.

— Молодец! Ну, а теперь баксы… — красавчик недоуменно взглянул на приближающегося забияку. Темные брови его сердито сошлись на переносице. Виктор радостно прищелкнул языком.

— А вот, парни, и мой приятель, Джонни! Крепкий орешек, между нами говоря. Так просто вам его не взять.