Донские казаки в борьбе с большевиками

В период атаманства Каледина поддержание порядка в Области, а затем и оборона границ Дона от большевистского нашествия, как известно, сначала возлагались на казачьи части (8-я казачья дивизия и другие), случайно очутившиеся на Дону.

Когда же эти части, вследствие морального разложения, стали неспособными в боевом отношении, Донское Правительство льстило себя надеждой, что казачьи полки, возвращающиеся с фронта, послужат надеждой опорой Донскому краю. Однако и это не оправдалось. Фронтовики оказались настолько деморализованными, что ген. Каледин вынужден был отдать приказ об их демобилизации, надеясь, что в обстановке родных станиц, влияния семьи и стариков, они быстро излечатся от большевистского угара.

Чтобы иметь хоть какую-нибудь реальную силу, в конце 1917 года обратились к партизанству[22] и набору добровольцев, куда потянулась учащался молодежь, и первый партизанский отряд Чернецова был сформирован 30 ноября 1917 года.

Вот те главные основания, на которых в течение более полугода зиждились и поддержание внутреннего порядка в Области и внешняя оборона ее границ.

До сих пор обойдено молчанием и не выяснено, почему не призвали своевременно молодых казаков последнего призыва и не сформировали из них 2–3 хороших конных дивизии? Почему для той же цели не использовали уже обученные очередные сменные команды казачьей молодежи в количестве более 10 тыс. человек, накопившихся в области[23]

.

Для оправдания этих формирований в глазах Временного Правительства найти предлоги было нетрудно: в целях лучшего обучения пополнений для отправки на фронт, в видах «самоопределения» и «широкой автономии Края», для поддержания порядка в области и для защиты от покушений и «слева» и «справа», для создания милиции и т. д.

Еще легче было объяснить казачьей массе цель этих формирований, указав, что благодаря им казаки старших возрастов, утомленные войной и уже отслужившие свой срок, смогут, вернувшись домой, сразу попасть в свои станицы и приступить к мирному устройству своей жизни. Нет сомнения, что эти начинания Донского Правительства встретили бы в казачестве не только сочувствие, но и всемерную поддержку, не говоря уже о стариках, но даже и со стороны фронтовиков, считавших бы, что свое они своевременно отслужили, а теперь очередь за молодежью.

Помню, по дороге на Дон, я часто слышал заявления казаков, что они свою службу уже кончили. «Будет, – говорили они, – пусть теперь послужат молодые, как мы когда-то служили», – а казаки последнего призыва, слыша это, ничего не возражали, очевидно, считая такое положение вещей совершенно нормальным.

Стань Донское Правительство на такой путь, откажись от пустых разговоров и ненужной болтовни, не теряя ни минуты времени возьмись энергично за дело формирования и обучения новых казачьих частей где-либо в Задонье, в районе наиболее стойких станиц, дальше от городов и, следовательно, дальше от пагубного влияния всевозможных революционных настроений, – уже к концу октября оно имело бы в своих руках 2–3 отличных дивизии молодых казаков, которые и послужили бы действительной опорой Дону и надежным прикрытием для дальнейших формирований, а в руках Правительства представили бы ту реальную силу, без которой ни одна власть существовать не может. При этих условиях едва ли могли иметь какое-либо значение и развить преступную деятельность изменники казачества – Голубовы, Подтелковы, Мироновы, Лагутины и другие, а также едва ли бы имело место присоединение возвращающихся с фронта казачьих частей к большевикам. Но повторяю, по неизвестным мне причинам, никаких попыток в этом отношении Донской властью сделано не было, время проговорили и дело обороны Дона докатили до пропасти.

Возможно, что Донское Правительство не совсем ясно представляло себе сущность большевизма, ибо жило иллюзиями, наивно веря, что людей, воспринявших большевизм, можно излечить словами. Не имея за собой надежной силы, Донская власть в средних числах января вступила в переговоры с Каменским «революционным Комитетом» и пригласила в Новочеркасск большевистских главарей Подтелкова и Кo.

«Комитет», возглавляя главным образом далеко не полные 10, 27, 35-й и гвардейские казачьи полки, большевистски настроенные, обещал сохранить «нейтралитет». Правительство его заявлению поверило, а в итоге от руки этих казаков погиб краса Дона – партизан Чернецов.

Наступивший временный период недовольства и возмущения вскоре прошел, и Донская власть, забыв горький опыт, через короткий срок снова стала на путь соглашательства с большевиками, чтобы опять получить хороший урок и в конечном результате снова заплатить за него жизнью лучших сынов казачества: Назарова, Волошинова, Усачева, Груднева и др., расстрелянных большевиками после взятия Новочеркасска.