Дополнение к «Упразднению работы»

Кроме того, есть ещё свободное время, которое не обязательно есть время бездействия. Вы можете заниматься или не заниматься чем-то в свободное время. Один из авторов говорит о «натуральном хозяйстве», которое включает в себя определённые неоплачиваемые, но необходимые виды деятельности, такие как «минимум сна, приёма пищи и связанных с ними видов деятельности, вроде приготовления пищи и покупок».23 Но хотя мысль о том, что «никто и никогда не должен работать», высказанная мной в 1985 году, может, после некоторого объяснения, иметь какой-то смысл для некоторых людей, то с мыслью о том, что «никто и никогда не должен какать» это не пройдёт. Можно было бы идентифицировать эти действия как работу, как это было сделано,24 но я бы отличил биологические функции от приготовления пищи, покупок и поездок на работу, которые являются теневой работой. Приготовление пищи и приём пищи – это виды деятельности, которые имеют большой игровой потенциал, но кулинария может быть работой, а еда может быть просто дозаправкой. Сексом можно заниматься для удовольствия или, как ратует католическая церковь, для зачатия католических детей. Для Шарля Фурье, который обычно питался скудной пищей разъездного торговца, «Гармония» была обществом, в котором люди наслаждались пятиразовым питанием в хорошей компании.25

В «Утопии» Томаса Мора и во многих других, в том числе в «Вестях из ниоткуда» Уильяма Морриса, приёмы пищи – это главные общественные события.26 Мне близко такое отношение. Но в обществе, где доминирует работа, «любое время после работы „свободно“, но даже это время связано с работой, если работа привязана к часам».27

От работы к игре

Мои критики до сих пор были довольно бесхитростными или только притворялись таковыми. Сначала я определяю работу и игру как антитезы: затем (критики возопят) я призываю к их синтезу! Гегелевский диалектик воспринял бы это с ходу, но, чтобы понять меня, не нужно уметь выполнять диалектическую акробатику. Если бы я умел это, я бы тоже себя не понял. С точки зрения схоластической логики работа и игра есть противоположности, но не противоречия. Они различны, но не обязательно противоположны, если только по определению. С самого начала я определил несколько предшественников, – особенно Шарля Фурье и Уильяма Морриса – которые в основном говорили то, что говорю я, но своими словами. Иными словами, я говорю в основном то, что говорили они, но в своих выражениях. Всё, что стоит сказать, должно быть произнесено и лучше всего сказать это несколькими способами. Как и у ситуационистов, моя цель – просто «заменить работу новым видом свободной деятельности».28

Мы можем озаботиться тем, как назвать её, после того, как у нас это получится.

С 1985 года я сталкиваюсь со всё большим количеством версий идеи, которая является центральной в моём тезисе: возможность упразднения работы посредством замены её обобщённой продуктивной игрой. Я не буду нагромождать здесь цитаты. Но, в качестве иллюстрации, вот нечто из неожиданного источника: философа-прагматика и педагога Джона Дьюи. Он был столпом интеллектуального истеблишмента и умеренным социалистом – хоть и не старался изо всех сил демонстрировать это. Он настолько респектабелен, что одна или две его книги всё ещё находятся в учебной программе для педагогических специальностей, включая книгу (впервые опубликованную в 1916 году), которую я сейчас процитирую: «В психологическом отношении труд – просто деятельность, сознательно включающая заботу о результатах, последствиях; он становится вынужденной повинностью в тех случаях, когда последствия как цель, для достижения которой деятельность – лишь средство, лежат вне этой деятельности. Работа, сохранившая элементы игры, – всегда искусство».29

Я продолжаю отвергать определения игры, данные Йоханом Хёйзингой и Адриано Тилгером,30 которые исключают возможность продуктивной игры. Словарные определения гораздо шире.31

Тилгер дошёл до того, что сказал: «Есть нечто большее в игре, чем действие ради простого удовольствия от действия. В игре – если это настоящая игра – всегда есть что-то тривиальное. Игра не является серьезной, в ней не может быть страсти».32 Хёйзинга хотя бы понимал, что игра может быть серьёзной.33 Только тот, кто никогда не видел играющих детей, может сказать, что игра никогда не бывает серьёзной. Так может говорить лишь тот, кто никогда не играл или забыл, что такое игра. Это в большей части работы «нет никакой страсти». Но очевидно, что существует продуктивная игра – есть люди, которые по выходным занимаются охотой, рыбалкой, садоводством и даже успешно играют в покер. Я не позволю определениям препятствовать тому, что я говорю, особенно – ошибочным определениям.