Допуск на магистраль

Алена почувствовала, как сразу же, на какое-то мгновение у нее ослабли ноги. Ослабли настолько, что захотелось сесть, и она даже посмотрела на край только что застланной своей кровати.

— Пойдем, — все так же тихо повторила Лилия Петровна, слегка потянула ее за руку, и они, не вызвав ни малейшего любопытства девчонок, ничем их не насторожив, незаметно вышли из спальни.

Пока проходили коридором, двором, еще одним коридором — Алена ни о чем не думала. Просто шагала следом за воспитательницей и смотрела, как подпрыгивают и разлетаются на ее затылке мелкие жесткие кудряшки, похожие на туго скрученные спиралью проволочки. И только перед дверью директора ее обожгло беспокойство: «А вдруг плохое письмо? Вдруг там все умерли?»

Валентин Кузьмич был не один. В глубине кабинета, у окна, стоял тот самый «ревизор». Едва переступив порог, Алена остановилась и посмотрела на него исподлобья как на человека чужого и мешающего. Но «ревизор» остался все так же стоять у окна, а Валентин Кузьмич уже шел ей навстречу.

Все были озабочены — это Алена сразу почувствовала. Все были напряжены, как и она сама. Валентин Кузьмич старательно улыбался, но улыбка это была на его лице, как маска, которая мешает и которую хочется скорее снять.

Лилия Петровна не ушла, осталась около Алены и что-то ответила Валентину Кузьмичу вместо нее, а сама Алена хоть и видела говорящий его рот, никак не могла услышать. У нее часто и сильно стучало в висках, в ушах, даже в кончиках пальцев. Лилия Петровна стояла рядом и нервно, без надобности оправляла на ней платье.

Валентин Кузьмич опять наклонился к Алене, и она увидела его улыбку-маску совсем близко и неожиданно для себя спросила громко:

— Вы получили письмо? Да?

И услышала себя и испугалась, ожидая такого же прямого ответа.

Валентин Кузьмич зачем-то отошел к столу, а когда приблизился снова, лицо его было обычным — серьезным и добрым, и его не портила похожая на маску чужая искусственная улыбка.

Алена разжала пальцы: ладони были мокрые. Незаметно вытерла о платье. Услышала голос Валентина Кузьмича и обрадовалась ему.

— Сейчас я тебе все расскажу...

И он заходил по кабинету, впервые при Алене закуривая, нервно ломая незажигающиеся спички.

У Алены перестало стучать в висках и исчез страх, и робко засветилась всегда жившая в ней надежда.

— Да что же вы тут стоите-то все? — спохватился Валентин Кузьмич. — Давайте сядем. Давайте вот так...

Он придвинул стулья к дивану кружком, как бы приглашая этим всех на добрую неторопливую беседу, но никто не сел, и сам он продолжал суетливо, бесцельно двигаться. Наконец, тряхнув пачкой, выстрелил из нее еще одной тощей папиросой. Но курить не стал — бросил и пачку, и папиросу на стол. В который уже раз опять подошел к Алене, встретился с ней глазами и неожиданно улыбнулся своей собственной, открытой, немного застенчивой улыбкой. Улыбнулся свободно, хорошо, словно преодолев что-то и почувствовав облегчение. И Алена тоже улыбнулась, Просто так, в ответ на его улыбку. И заметила краем глаза, как расслабилось и словно подобрело настороженное лицо «ревизора». И опять Алена села на краешек дивана, а рядом сел Валентин Кузьмич. Лилия Петровна тоже села на стул. И только «ревизор» остался стоять у окна.

Валентин Кузьмич взял Аленину руку, неуклюже погладил ее и, не переставая улыбаться, сказал:

— Ответ на твое письмо есть.

Она резко вскочила, но Валентин Кузьмич мягко усадил ее обратно.

— Подожди... Ты думаешь, письмо пришло? — догадался он. — Нет. Не письмо.

Он все гладил и гладил вцепившуюся в старый дерматин ее маленькую руку и, уже много раз испытавший волнение встреч, разлук, потерь, обретений, много раз переживший и радости и крушения ребячьих надежд, — робел и терялся перед еще одним изломом горькой детской судьбы. Он не умел сказать так, как хотел бы, и потому говорил не прямо, не определенно, а как-то вокруг, издалека, словно тянул время, чтобы и собеседника и самого себя успокоить перед трудными, решающими словами. Однако этим он только изматывал и себя, и других и не помогал, а скорее мешал, задерживал естественный ход событий.

— Не письмо, нет... — бесполезно повторял он. — Совсем не письмо.

Алена впилась в него лихорадочными глазами, а он, избегая ее взгляда, говорил:

— Вот увидишь, все будет хорошо. Ты только не волнуйся.

Лилия Петровна нетерпеливо поскрипывала стулом. Алена ждала.

— Я тебе сейчас все объясню. По порядку, — не мог остановиться совсем отвернувшийся от нее Валентин Кузьмич. — Там, в Ленинграде, действительно никого не оказалось.

Он говорил куда-то в сторону, но руку Алены не выпускал, и ей было тепло от его широкой сухой ладони.

— Письмо хотели возвращать, но о нем узнала знакомая той семьи, их бывшая соседка. И передала человеку, который приблизительно знал, в каком городе... Стали писать в адресное бюро. Потом...

Валентин Кузьмич окончательно увяз в собственных окольных фразах и беспомощно замолчал.

Алена медленно вытянула из ладони Валентина Кузьмича свою руку. Не отрывая от него ждущих глаз, поднялась с дивана.