Разумеется, он понимает. Ей надо ездить в командировки, это он взял отпуск на полевой сезон, а она работает. Да, можно, конечно, сказать, что это нечестно – бросать Комитет на целых три месяца, не совсем честно, но должна когда-то кончиться война и для него. Тем более, что основная горячка давно закончилась, все процедуры отработаны, даже процесс свёртывания запущен и нуждается в обыденном почти рутинном контроле. Кое-какие функции Комитета уже неактуальны, а новых не появилось и – будем надеяться – в этом году не появится. Пора выйти из ада и вернуться в жизнь. И Комитет дружно отпустил своего председателя, как отпускал уже многих. И ни одного слова неправды, всё так и есть. А что это только часть правды, вернее, обоснование для посторонних и непосвящённых… ну, так опыт конспирации у всех тоже… жизненно приобретённый, и вопросов никто не задаёт. Чего не сказано, того и не знаешь, а чего не знаешь, о том и не проболтаешься.
Наконец всё уложено, и Марья Петровна убежала на кухню к давно свистевшему чайнику. Бурлаков оглядел спальню, проверяя, не забыто ли что, и вынес рюкзак в прихожую.
– Гаря, всё готово, – позвала его Марья Петровна.
Чай как всегда горяч и ароматен, на столе самые обычные чайные закуски. Холодильник надо опустошить и выключить.
– Маша, что останется, заберёшь.
– Конечно, Гаря. Я всё понимаю, но, если сможешь, дай мне знать. Просто, что всё в порядке.
– Хорошо, – не стал он на этот раз спорить.
– И… раз в неделю, скажем, я буду заходить убирать, чтоб не запустело…
Он кивает, прихлёбывая чай.
Но вот всё допито и доедено, со стола убрано, посуда вымыта и расставлена, задёрнуты шторы, чтобы от солнца не выгорали обои и книги, ну… ну вот и всё, больше тянуть нельзя. И незачем.
Бурлаков надел куртку-штормовку, молодецки вскинул на спину рюкзак, последнее объятие и поцелуй на пороге.
– Береги себя, Гаря.
– Ну, что ты, Машенька, что может со мной случиться?
– Ну, – заставляет она себя улыбнуться, – ты найдёшь.
– Ей-богу, ты мне льстишь. Всё, Маша, мне пора.
Стоя на лестнице и перегнувшись через перила, она смотрела, как он, пренебрегая лифтом, быстро сбегает вниз. Седой мальчишка, на которого невозможно сердиться. И, конечно, он прав: война кончилась, всё прошлое кончилось, надо жить, жить заново, с самого начала.
Выйдя на улицу, Бурлаков полной грудью вдохнул весенний, пронизанный теплом и мелкой водяной пылью от только что проехавших поливальных машин родной цареградский воздух. Ну вот, вот и началась его новая – которая там по счёту? – жизнь. Как и положено. С дороги. Дорога – отличное начало.
Последний день апреля в Атланте выдался жарким и душным по-летнему. В шесть утра уже чувствовалось дневное пекло.
– На маёвку бы сейчас, – вздохнул бритоголовый коренастый парень.
– А ты что, Тошка, маёвки помнишь? – поддел его Кит.
Настоящего имени этого увальня никто не знал, да и он сам предпочитал зваться Китом. Андрей курил, стоя рядом с ними у ворот, и в их перепалку не вмешивался. Комендант обещал, что их подбросят до вокзала, и теперь они ждали машину. Заветные визы, маршрутки и корочки спрятаны в нагрудных карманах, тощие заплечные мешки, небогатая, но аккуратная одежда… работяги, сразу видно, что думали прижиться, да не получилось. Андрей одет чуть получше и сумка вместо мешка, но в целом не выделяется.
Медленно подъехал грузовик, и сразу с другой стороны подошёл комендант.
– Всё, парни, счастливо.
Дружно загасив и выкинув окурки, они полезли в кузов.
– Спасибочки.
– Счастливо оставаться.
– И вам спасибо.
Открылись ворота, и грузовик выехал в город.
– Столица, болтали, – хмыкнул Тошка, оглядывая бегущие назад дома. – А так-то ничего особенного. Так себе городишко.
– Ага, – кивнул Кит. – А ты, Андрей тебя? Ну, как она тебе?
– Да он то на койке дрых, то в библиотеке этой грёбаной сидел, – засмеялся Тошка. – Так ведь? Слышь, ты хоть раз в город вышел?
Андрей мотнул головой и улыбнулся.
– Да на хрен мне этот город сдался.
– Это точно, – шумно вздохнул Кит. – Охренела эта Империя.
– Ты где спал, Кит? – фыркнул Тошка. – Федерация теперь.
– Чем чёрт лучше дьявола?! – рявкнул по-английски Кит.
Андрей коротко рассмеялся, соглашаясь. Но смотри, как в лагере каждый на виду. Он Тошку и Кита только вчера и разглядел, когда маршрутки получали, а они уже всё о нём знают. Но… но не смертельно. И до Рубежина им всё равно вместе ехать. А дальше каждый по своему маршруту. Об этом тоже у пожарки много говорили. Что не добиться одного маршрута, если не родня, распихивают по одному, сволочи, так это чтоб в одном месте не колготились, ну так и дураку понятно. Зная об этом, Андрей и пошёл так, чтоб перед ним никого в Ижорский Пояс не было. Вот и согласились с его ухарским:
– А хоть куда! Хоть за Ижорск!
И, перебирая города, сами назвали ему Загорье.
– На шофёра хочешь учиться? Там автохозяйство большое.