Работали не мы одни, там и с самого арт-склада служащие были, стрелки, авиаторы, местное население… Так что мы подхватывали вагон, а такие же вагоны волокли и перед нами, и после нас. Прерывалась работа только тогда, когда немецкие снаряды рвались близ путей. Вряд ли прицельно, это был тот самый «беспокоящий огонь», но попади их гаубица в наш вагон, всем был бы со святыми упокой, и опознавали бы нас по уцелевшей подметке. Но нашими молитвами немецкие снаряды уводило в сторону. Сколько я был в городе, взрывов боеприпасов со склада не звучало[6]
.Наверное, орудия нашей батареи были взяты из самых закоулков этого склада. Винтовки ополченцев, видимо, тоже. И нехватка снарядов была по той же причине. Как нам пояснял товарищ из пиротехников, снаряды хранятся в разобранном виде: взрыватель вывинчивается, на его место ставится заглушка, иногда даже взрывчатка вынимается из корпуса. Вот и запас снарядов на батарее был такой, который успели довести до готовности к отправке батареи. А дальше батарея оказалась за Днепром, и пополнить ее комплект уже было никак. Кстати, два остальных орудия тоже погибли. Они расстреляли остатки снарядов, а потом с них сняли замки и все, что можно снять на скорую руку.
Работа была адски тяжелая, особенно на тех участках, когда путь шел хоть чуть-чуть в гору. Постепенно мы освоились и знали уже, где можно не нажимать, а где требовалось упасть, но протащить еще немного в гору, а дальше пойдет само.
После веселой ночки мы приходили и падали на пол. Спали до обеда, потом ели, потом снова досыпали. А дальше темнело, и снова – здравствуйте, оружие и боеприпасы! Сон был такой крепкий, что даже разрывы снарядов в городе не мешали. Я лично как-то дрых, когда шальной снаряд упал в нашем дворике, и соседи меня не смогли растолкать. Сказали, что в ответ на тормошение я их очень качественно и далеко послал, перевернулся на другой бок и продолжил спать. Они не стали ждать и смылись из здания. Но больше снарядов рядом не упало, потому они и вернулись сами – тоже досыпать.
А через несколько дней успешного толкания вагонов в гору случилось так, что на ночь на склад нас не повели. Мы днем выспались, поэтому ночью заснуть не сумели. Вот мы и слонялись по зданию, по садику возле, курили и не знали, что делать. Потом народ понял, что ни вагонов, ни сна не будет, и отправился куда-то за культурными развлечениями. Я же остался, сидел во дворе, прислушиваясь к дальней стрельбе, и размышлял. Доселе было как-то не до того – все время что-то мешало.
По размышлениям моим выходило, что я был занят очень полезными делами, и экстремальных ощущений каждый день хватает, но вот возникает вопрос о том, насколько я далек до того, чтобы найти Наташу? Вроде послание подразумевало, что я должен пройти некую дорогу, прежде чем найду ее. И я готов был к этому. Правда, сидение уже десятый день все на том же месте не очень было похоже на дорогу к ней. Но и послание звучало не очень понятно.
Упоминался круг, то есть можно было понять, что я опишу некий круг в пространстве или во времени. Было что-то и про Ригу, то бишь история пахла возвратом куда-то в Прибалтику или в район Ленинграда. Вроде так, значит, я должен воевать до 1944 года, когда и состоялось возвращение в Прибалтику, да и к Кингисеппу тогда же вышли. Рига – тоже это время. Или все куда проще, и круг я уже замкнул, явившись в Гатчину к священному валуну и вновь окропив его кровью, уже не случайно, а целенаправленно? И, снова встав в ряды РККА, я еще раз круг замкнул? Вроде как так получается, но вот прав ли я, совсем непонятно. И есть еще одна маленькая гадость.
Я ведь себя считаю христианином, хоть и не сильно ревностным, а тут окропил кровью некий языческий символ. Если в прошлый раз все случилось без всякой задней мысли, то сейчас-то уже четко и без экивоков. И чье было это послание в ночи, которому я последовал? Вот тут-то и начинаются размышления, которые приводят к сомнениям, чем именно я занят. А нет ли здесь какого-то наваждения, которому я поддался? Не знаю. При случае зайду в какой-нибудь храм и задам вопрос. Пока же меня поддерживает то, что пошел я не ради своего брюха или гордости, а ради Наташи. Ну и надеюсь, что здесь от меня тоже будет какой-то толк.
Вот так я посидел, горестно поразмышлял о житье-бытье своем и о том, что меня ожидает, а потом стал искать какое-нибудь занятие, поскольку спать все равно не хочется, а до рассвета еще долго. В углу валялась какая-то книга, ставшая жертвой курильщиков, выдравших половину ее листов. Попытался почитать. Увы, читать ее оказалось невозможно: рассказывалось там об устройстве паровозных машин, да еще и дореволюционным шрифтом. Я еще не так оголодал по печатному слову, чтобы этим вот наслаждаться при плохом освещении.