Дорога домой[Книга 1, часть 1]

Смутившись, мужчина не знал, что ответить, но пытался найти какие-то слова. Вытянув вперед левое грязное копыто, поросшее жесткими волосами, главный кивнул на него: мол, целуй. Мужчина замялся и стал отнекиваться, бормоча себе под нос, что нет, он не может.

— Значит не готов, — заключил бес и начал медленно его убирать … мужчина упал на колени, и поцеловал …

— Хорошо, что ты еще можешь для меня сделать? — снова спросил бес.

В ответ мужчина стал пожимать плечами и бормотать что-то совсем невразумительное. У стоявшего рядом с ним беса «князь» взял небольшой факел и предложил:

— Подожги, — и указал на женщину шестидесяти лет, которую вытолкнули из толпы.

В нерешительности мужчина замялся, но факел все-таки взял и задумался; он сжимал его в руках и слушал, как женщина умоляла его о пощаде. Постоял немного, затем отвернулся и неловко ткнул факелом в подол платья. Вспыхнув свечой, женщина отчаянно закричала. Едва кивнув головой, «князь» указал мужчине на место справа от себя. Не поднимая ни на кого глаз, человек занял свое место. Следующим был старичок лет семидесяти, который с трудом доковылял до трона.

— Что ты готов сделать для меня, — спросил главный.

Старик упал на колени и стал проситься, он говорил, что стар, немощен и слаб. Брезгливо взмахнув лапой, «князь» указал ему на место слева от себя. Затем вывели женщину, просто одетую, лет пятидесяти, похожую на продавщицу с рынка или нянечку. На вопрос, что она может сделать, женщина начала суетливо оглядываться по сторонам и предложила прибраться или вымыть что нужно. Состроив уставшую морду, главный бес слегка развел копыта в стороны, взглядом приглашая ее встать на колени и послужить ему подставкой. С неожиданной поспешностью женщина опустилась и подставила свое тело под бесовские лапы. Опустив голову, она тоже старалась не смотреть в сторону людей.

За ограждением неожиданно началось какое-то волнение. Расталкивая всех на своем пути, кто-то стремился попасть к главному бесу. Через несколько секунд к цепочке выкатилась коляска с пятидесятилетним инвалидом без ног. Инвалид был какой-то весь грязный, с давно немытой головой, худой, но очень подвижный. Дежурный бес с ухмылкой приподнял цепочку, чтобы человек смог под ней проехать. Увидев калеку, «князь» сказал с отвращением и брезгливостью:

— От тебя мне пользы никакой не будет.

Не успела я подумать, почему этот человек здесь, ведь за такие скорби он мог быть прощен, как инвалид встрепенулся и практически без раздумий громко прокричал:

— А я кусать могу!

Повернувшись в сторону людей, он повторил, вытаращив глаза:

— я сейчас покусаю!

Это было настолько неожиданно, немыслимо и ужасающе страшно, что больше находиться там я уже не смогла.

На молитве за покойных родных — я оказалась за Вратами Раи, внутри территории. Встретили меня два Ангела, Архистратиг с мечом, и повели на мой частный суд. На месте суда, после торжественной паузы расступилось облачко, я увидела Вседержителя и Владыку Господа на Престоле, в окружении святейших Апостолов, всех Святых и Войска. Краем глаза я успела заметить Святого Праведного Иоанна Кронштадтского, а также Святителя Игнатия (Брянчанинова).

Понимая, что сейчас будет, я опустила глаза от стыда и увидела, что справа, рядом со мной стоит Преблагословенная Мати наша Всепетая, Пресвятая Богородица — именно Она встречает в Раи раскаявшихся грешников и заступается за них. Не поднимая головы, я перевела взгляд налево и увидела там «князя». В Раи бес был ростом поменьше, около двух метров и вел себя крайне сдержанно.

Начали зачитывать мои дела и поступки. Крещение я приняла в двадцать один год, и думала, что до этого возраста ничего не будет упомянуто. Но дело в том, что крестили меня наспех, еще в советские времена; я не исповедалась и не покаялась в совершенных грехах со своих семи лет до момента крещения. Грехи зачитали, но в вину не поставили. Хорошо запомнилась первая дата — семь лет, но какой был грех, я не знаю, не расслышала слов. Это и понятно, ведь настоящий суд будет после, а сейчас мне нужно просить Господа и самой пытаться все вспомнить. В противном случае грехи будут «висеть» на мне нераскаянными до Страшного Суда.

Снова зазвучал громкий тревожный сигнал трубы — нераскаянный грех, девять лет. И снова труба проиграла тревожную мелодию, дальше я уже ничего не запомнила. Песнь победную — греха раскаянного, труба проиграла только несколько раз. А ведь уже год, как я исправно хожу в Храм на исповедь, не реже двух раз в месяц, а в пост еще чаще; я добросовестно каюсь и стараюсь вспомнить все, что натворила!

По мере зачитывания я сгибалась под тяжестью своих грехов все больше и больше, все ниже и ниже. Было нестерпимо … непередаваемо … невообразимо, жгуче стыдно и физически больно!