– Послушайте, – я прерываю тишину, и теперь все взгляды устремлены на меня одну. – Это какое-то недоразумение. Никто из нас не сделал бы ничего подобного. Вы не думали о том, что некоторые люди умеют открывать сейфы, тем более такие, как тот, без знания пароля?
– Теоретически и я бы смог, – соглашается Эван. – Ты права.
Напряжение спадает, и я с облегчением выдыхаю.
– Думаете, кто-то стал бы врываться в два дома, взламывать сейф, рискуя попасть в полицию, только ради грязной шутки? – произносит Уайт. – Лично я в этом очень сомневаюсь.
И в его словах определенно есть смысл.
– Но что еще это может быть? – спрашивает Брендон. – Не убийца ведь нам это подсунул.
Снова молчание.
– Почему нет? – хриплым голосом Хлоя озвучивает то, о чем все думают.
Предположим. Сделал так, чтобы мы увидели эти надписи на игровых карточках, убийца. Игра лежала в сейфе, пароль от которого знаем только мы: шесть человек, находящихся в этой комнате.
Но Шон сказал, что он проверил алиби каждого!
Вспоминая это, я сбрасываю огромный камень с души.
Значит, такой вариант не подходит. Но ведь остальные об этом не знают… И как теперь сказать ребятам о том, что Уайт проверял, не являются ли они убийцами его сестры?
– Каждый из нас сейчас скажет, где он находился во время убийства, – стальным голосом произносит Шон.
Странно… зачем он это делает?
– Чего? Может, еще отпечатки пальцев возьмешь? – возмущенно говорит Брендон, поднимаясь с дивана.
– Я согласен с Шоном, – нехотя произносит Макс, останавливая друга. – Это нужно сделать хотя бы просто для галочки.
– Ладно, – соглашается Брендон, – как скажешь.
– Я понимаю, что ситуация неприятная. Но здесь не может быть эмоций. Только холодный трезвый разум, – с грустью произносит Макс.
Шон берет в руку блокнот.
– Диктуйте по очереди ваше точное расписание того вечера.
Я внимательно смотрю на ребят. Первой вызывается Хлоя.
– К воловине восьмого мы с Эваном пришли на вечеринку к Мие и были там до половины второго. Никто из нас никуда оттуда не выходил.
Девушка говорит четко и без запинок, не отводя взгляда, но выражение лица у нее такое, словно она находится на экзамене. Эван подтверждает ее слова, а потом над чем-то задумывается, нахмурившись.
– Я был на уличных гонках с пяти или шести, точно не помню, – произносит Брендон. – Потом поехал праздновать с ребятами победу. В половине девятого попрощался с ними, потому что в десять должен был заехать за Евой… А из-за пробок от старой автострады можно ехать очень долго.
Уайт кивает и все записывает, не задавая никаких вопросов.
– Я с восьми часов был в прокуратуре и помогал отцу с документами. Точно не знаю сколько, может, часа два.
Я помню, он рассказывал мне, что тем вечером несколько часов сидел в кабинете следователя. Да, он ведь с детства слышит рассказы отца о работе, с юношества помогает ему с документами, куда ему остается идти, кроме как в школу полиции? Раньше я спрашивала, что толкнуло его на такое решение, а сейчас все понимаю сама.
– Шелден, долго тебя ждать? – слышу голос Шона.
Боже мой… Почему я не подумала о том, как нужно ответить?! О гонках я ему рассказывать не собираюсь – это глупо.
Я невольно бросаю быстрый взгляд на Брендона и замечаю в его глазах тревогу.
– Дома, – отвечаю я. – До четырех мы с Брендоном гуляли в Центральном парке, потом я вернулась домой и находилась там весь вечер.
О том, что я уезжала, знает только мама и мой лучший друг. Брендон меня не выдаст, ведь я была все это время с ним. Хотя, возможно, он не понимает, зачем я соврала. Мама с Шоном и разговаривать не станет.
Я поднимаю глаза и впервые за все это время мы с Уайтом встречаемся взглядами. Он смотрит пристально и выглядит так, словно не может чего-то понять. На секунду мне кажется, будто он знает о том, что я сказала неправду. Но эта мысль тут же развеивается. Он не может знать.
О чем бы Шон ни подумал, он не произносит это вслух.
– Я уехал из дома около восьми часов. В клуб. Был там до двенадцати.
Возможно, Уайт сравнивал результаты своей проверки алиби каждого из ребят с их словами. И кажется, он чем-то обеспокоен. Неужели кто-то сказал не то, что ожидал услышать Шон?
Наш разговор длится еще минут десять. Мы приходим к выводу, что происходит что-то странное: кто-то провернул эти действия с игрой не просто так. В ближайшее время должно произойти что-то еще, это чувствует каждый из нас.
Когда ребята начинают расходиться, ко мне подходит Макс.
– Как ты? – спрашивает он.
– Бывало и лучше.
– Лиз, ты сегодня какая-то странная. Как будто избегаешь меня.
– С чего ты взял?
Макс сокращает между нами расстояние, нежно берет за руку, а я… я просто ничего не чувствую.
– У нас все хорошо?
– Да. Все прекрасно.
Я заставляю себя улыбнуться, приподнимаюсь на носочки и целую его в щеку.
Я вру. Снова. И чувствую свою вину. Но что я могу теперь сделать? Прошлого не вернуть.
– Мне остаться? – спрашивает он.
Я качаю головой.
– Извини, я неважно себя чувствую.
Вздохнув, Макс целует меня в макушку и уходит. Я жду, пока он уедет, а потом выбегаю на улицу, вспомнив о том, что нужно поговорить с Брендоном. Его автомобиль уже заведен.