Фигура, идущая ей навстречу, являлась отражением её самой, единением всего, к чему она стремилась, чем дышала долгие годы своей жизни. Те прошедшие годы, незрелые годы. Она создала его для себя, соткала своими мыслями, фантазиями, обожаемой музыкой, вдохнула жизнь, чтобы он придавал яркость серым будням, чтобы её сердце могла пронять та страсть, о какой она грезила так долго. Но серые будни прошли, исчез и он. Ушёл в недосягаемую даль, растворился чистыми линиями силуэта в шляпе, в пыльной дымке тротуара, и в невозможном дожде, и с невозможным зонтом-тростью, которому не нужно раскрываться над ним, ведь его волосы так прекрасны, когда мокрые до последней чешуйки. А его неплотно сомкнутые губы такие чувственные и загадочные, когда из них не вырывается ни слова в её адрес. И весь его образ — самая изысканная музыкальная симфония на свете. Ведь это её намерение, и оно воплотилось до мельчайшей детали.