Дорога к себе. Когда боги против...

Карин и Лаэрт покинули узел связи в сопровождении того же посыльного, спустились на жилой уровень. Все это молча. Не столько опасаясь прослушки, сколько переваривая услышанное.

Первым заговорил Карин, как только вошли в апартаменты, которые делили на двоих.

— Мне придется поговорить с отцом…

— Придется, — улыбаясь, согласился Лаэрт. — Но только после того, как я поговорю с императором.

— А он-то тут причем? — удивился Карин, не совсем понимая, чему так радуется его друг.

— А ты думаешь, кто убедил грозного Ашана Йорга, что брак его второго сына с девушкой из Союза пойдет на пользу взаимоотношениям двух секторов.

Карину ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть. А он-то считал…

* * *

— Что было самым сложным? — Я попыталась найти ответ в бокале вина, но тот безмолвствовал, лишь играл отблесками живого огня на своих гранях. Свечи зажгли весьма своевременно, стало совсем темно. — Теперь уже и не знаю. Работа есть работа. — Подумала, глядя, как иронично кривятся его губы — Вацлав мне не верил. — Для стархов женщина на корабле, как вызов их устоям. Нельзя сказать, что ведут они себя при этом как ослепленные своей правотой фанатики, но определенное недоумение присутствовало, да и без брезгливости не обходилось, словно я была способна испачкать их своим присутствием рядом. А так, как и везде: там, где мужчине достаточно одного раза, чтобы показать себя, мне приходилось доказывать вновь и вновь. Сначала это вызывало внутренний протест, потом глухую ярость, затем стало привычным. — Опять замолчала. Не то, чтобы вспоминала, просто пережидала нахлынувшую волной тревогу. Так всегда было, когда речь заходила о том конвое. — Все изменилось после Штанмара. А я ведь даже не сразу заметила, продолжая в каждой фразе искать двойной смысл.

— Я тогда еще лежал бревном, реагируя скорее на знакомые слова, чем на смысл. Но про Шнанмар помню, названия этой планеты было слишком много вокруг. Информ-каналы, слухи, которыми делились, как великой тайной… Было страшно?

Переход оказался неожиданным, застав меня врасплох. Пришлось лихорадочно собираться с мыслями. Сама себе я на этот вопрос предпочитала не отвечать, но отказать Вацлаву не могла.

— Страшно, — вырвалось у меня прежде, чем я сама осознала, что это — чистая правда. — Когда пришел приказ на конвой, капитан предложил всем женщинам остаться на Таркане. Я знала, никто бы не осудил, но…

Откинувшись на спинку стула, бросила взгляд на огни космопорта.

Что бы было куда возвращаться…

— Мы шли уравнителем — дополнительная ответственность. По нам держали скорость, по нам выверяли ордер. Мы несли не только самый тяжелый, но и самый важный груз: мощные установки по очистке воздуха и воды, мобильные госпитали. А еще, впервые в истории эр четвертого, на одной из грузовых палуб разместили людей. Несколько сотен тех, кому предстояло возвращать к жизни гибнущую планету.

— Работа… — без малейшей насмешки произнес Дваржек, намекая на произнесенную мною ранее реплику. — Я бы назвал это подвигом.

— За подвиги кредиты не платят, — улыбнулась я, слегка сбавляя накал нашего разговора. — А нам заплатили, да еще как!

Вацлав тему не поддержал, продолжая смотреть на меня не то с любопытством, не то с удивлением.

— Я, когда начал более-менее соображать, пересмотрел все, что мог найти по тому конвою. Стычки с вольными, посадка на аварийный стол…

Вздохнув, качнула головой.

— Нашей главной задачей было не нервничать. — Заметив, что Вацлав не совсем понимает, о чем именно я говорила, продолжила: — Не знаю, как на остальных грузовых, но мы шли с отключенными внешними экранами, на одних сканерах. Выскочили из прыжка, получили новые координаты, рассчитали курс, сверили с контрольным, и… вперед, до следующего прокола. Только по переговорам и догадывались, что за свистопляска творилась вокруг. Когда вернулись, смотрели уже в записи. Я потом с месяц просыпалась от собственного крика.

Я не обманывала его — так все и было, если только не договаривала. Не нужно видеть и слышать, достаточно понимать, что ты — лакомый приз, за который вольные готовы сражаться, несмотря даже на соотношение сил не в их пользу. Что ты — надежда для тех, кто лишился всего, оставшись на границе между жизнью и смертью. Что твоя усталость — не оправдание для ошибки, что твой страх — не повод для слабости, что слово «невозможно» должно быть вычеркнуто из лексикона и заменено на другое: надо. Как, через что, какой ценой… Это никого не интересовало: надо и… все!

— Хорошо, — не согласился, но вроде как принял Вацлав, — а посадка?

— А пойдем, потанцуем, — предложила я, радуясь тому, как очень вовремя заиграла новая мелодия. — А то пригласил на свидание…

Дваржек, улыбаясь, поднялся. Подошел, протянул руку, помогая подняться.

— Прости, я ведь забыл, что ты пока еще не чужая невеста…

Говорить ему, что в жизни чего только не бывает, я не стала — Вацлав об этом и сам знал, а за пять дней до появления Карина многое могло произойти. Оставался лишь вопрос: хотела ли я этого?