Дорога к твоему сердцу (СИ)

Эмоции, что копились эти дни, сорвались, и никакое воспитание и контроль уже не смогут их удержать. Она лупила по мне кулачками, вцеплялась в кожу ногтями, пыталась оттолкнуть от себя, кричала, что я манипулятор и лжец, что я животное и дикарь, чтобы убрал от неё руки, чтоб не смел к ней прикасаться, что я урод и скотина. А у меня было только две задачи, не рассмеяться от понимания и облегчения, что этот её панцирь, за которым она спряталась, пошёл трещинами и разваливался на глазах. И удержать на этой дикой кошке простынь, в которую её заворачивал. — Что у вас тут происходит? — спросил явно бежавший к двери Арлан. — Всё хорошо. Просто у твоего отца отвратительная привычка вламываться ко мне в ванну! — взяла себя в руки Милана. — Пап, ну ты чего? Стучаться надо, сам же меня учил, — напомнил мне Арлан. — Ты первая начала, — тихо сказал я Милане. — Твоя мама ударилась, и я решил, что нужна помощь. — Я могу привести себя в порядок? — прищурилась она. — Мы за дверью, — предупредил её, прежде чем выйти за дверь. — И драться ты не умеешь. Надо будет научить. После того, как Милана вышла из ванной, я помог ей спуститься в сад. Видимо тот всплеск отнял у неё силы, потому что её заметно штормило. Но чтобы я отнёс её на руках, она не позволила, зашипев рассерженной кошкой. Большой выброс эмоций и сил утром, свежий воздух, тихий шум листвы и мягкое покачивание вместе с той самой сонливостью из-за отравления быстро сморили Милану.

Её состояние несколько дней подряд вызывало у меня тревогу. То подскакивала температура, то начиналась тошнота, то она по полдня не могла проснуться. А короткие промежутки бодрствования больше напоминали возвращение в сознание после беспамятства. Я несколько раз звонил Алине. — А что ты хотел? — удивлялась она. — Гормональный шок в сочетании с нервным потрясением. Как она ещё блондинкой не стала. Но постепенно Милана приходила в себя и восстанавливалась. Ко мне она относилась с недоверием, которого не было даже в самом начале, когда я пришёл к ней в палату. У меня всё время было ощущение, что она словно ждёт от меня нападения. Милана старалась не поворачиваться ко мне спиной и не оставаться со мной наедине. Даже спать она хотела вернуться в свою комнатку няни. — Там у тебя кровать узкая, нам на ней спать будет неудобно! — окончил спор Арлан. — Спим здесь. Папа с одного края, я с другого. Охраняем и бережём. Сказано это было с особым выражением, когда Арлан чуть прищуривался, и наклонял голову, словно у него были рожки и он собирался бодаться. И это был верный знак того, что решение он озвучил окончательное, и обжаловать не получится. А где-то через неделю, меня пригласили на сход наших старших. И вот тут неожиданно и резко активизировалась паранойя, подвержен которой оказался не только Тайгир, но и я. Тем более, что за прошедшее время у меня на телефоне периодически высвечивался номер отца покойной жены. Но разговаривать с ним я не желал, опасаясь сорваться.

Его младшая дочь осталась в живых только потому, что старшая была матерью Арлана. И благодаря тому, что Тайгир и Влад оттащили меня, а наверху была Милана, которой нужна была помощь, и я не знал, не опоздал ли я.

Я перебрал все причины, по которым меня могли бы выдернуть на собрание стариков и не нашёл ни одного весомого повода. Тем более, что приглашение получил не только я, но и Тайгир. Но всё равно, тревога не покидала.

Тогда я позвонил Шадару и попросил приехать. Арлан и Анзор почти сразу убежали в сад. Лейла вместе с дочерью и Миланой расположились на качалке. Я говорить о собрании домашним не стал, сказал, что нужно по делам. Охрану всю поставил на уши.

Перед отъездом мы стояли вместе с Шадаром. И молчали. — Хочешь дать мне в морду? — первым нарушил молчание я. — Хочу, но не буду. Во-первых, жена расстроится, а ей волноваться нельзя, иначе наша принцесса останется голодной, и все в доме будут знать, что дочь в гневе. — Странно видеть. как меняется лицо этого здорового и много видевшего мужика, о котором идёт молва, что он ударом кулака кости ломает. — А во-вторых, вытворить то же что и ты, и жить спокойно, не мучаясь от чувства вины и чтоб совесть не грызла, может только конченный, вроде покойного сынка Шаркизова или такого же покойного твоего братца. Я не знаю, что на тебя нашло, но мразью не считаю. Но и уменьшать твое собственное осознание галочкой, что тебе за это дали по морде, не собираюсь. Мучайся, и думай, что ты сотворил с хорошей девушкой. Так что руки я попридержу. — Вон, значит что. Знаешь, лучше бы всё-таки в морду. — Признался я. — Без тебя разберусь. — Хмыкнул Шадар. — Там на день рождения Афзала Агирова Потрошила приедет. И он очень хочет с тобой поговорить, очень. Так что шанс быть сломанными у твоих костей всё же есть.

— Ну, Потрошила сам сломает, сам же и починит. — Ответил я. Оставив дом под надëжной защитой, а Милану с сыном под присмотром Шадара, я ощутил, как беспокойство слегка улеглось.