Дорога к замку

Не следует забывать и о жестах. Здесь тоже существуют разные способы поведения. Голову склоняют все, но иные врачи при этом ещё и складывают ладони как бы в молитве. Конечно, на самом деле никто из них в этот момент не молится, но считается, что на семью умершего такой жест производит весьма благоприятное впечатление. Выглядит это, во всяком случае, очень пристойно. Жаль только, оценить столь благородный жест некому: услышав, что наступила смерть, родственники перестают обращать на врача внимание и склоняются над умершим.

Не следует забывать, конечно, что для врача, в отличие от родственников, смерть пациента является фактом логичным и закономерным. Ни горя, ни особых переживаний он в связи с ней не испытывает. Вполне естественно поэтому, что он остаётся спокойным. Сохраняя хладнокровие, врач лишь отдаёт последнюю дань умершему. Большего от него и не требуется. Но безразличным он быть не должен: хорош будет врач, который, удостоверившись в смерти больного, просто встанет и небрежно бросит: "Все, умер".

Понятно, что для врача–новичка, которому ни разу не приходилось констатировать смерть, первый подобный опыт сопряжён с немалыми трудностями и волнениями. Ведь доктор — не просто лицо, извещающее о смерти, он одновременно является свидетелем человеческого горя. Но, относясь к этому горю с уважением и сочувствием, он тем не менее не должен забывать о своих прямых обязанностях.

В общем, у новичка хватает поводов для волнений: не сделает ли он какой-нибудь ошибки, сумеет ли вовремя определить наступление смерти, не потеряет ли самообладания и не уронит ли своего авторитета в глазах медсестёр и членов семьи умирающего.

Так или иначе, рано или поздно молодому врачу в своей работе не избежать встречи со смертью. Как только это произойдёт, он сразу спешит сообщить приятелям:

— А я вчера "выносил".

Если все обошлось благополучно, молодой врач чувствует себя именинником, будто он совершил какой-то выдающийся поступок, и своим друзьям, которым "выносить" ещё не доводилось, он говорит:

— Подумаешь! Это сущая ерунда. Главное, ребята, не терять спокойствия.

Вроде бы ничего замечательного он не совершил, но чувствует себя уже опытным врачом, да и друзья смотрят на него с почтением. Вот ведь парадокс: человек наблюдает самое страшное — смерть другого человека — и становится от этого увереннее в себе.

Зная, что в один прекрасный день ему все-таки придётся "выносить", начинающий врач заранее волнуется и страшится этого. Каждый новичок в глубине души мечтает: "Скорей бы!" Он и хочет пройти через это, и боится.

Ясухара в этом отношении крайне не везло. Он целый год проработал в университетской клинике и так ни разу и не "вынес". От желания врача такие дела, к сожалению, не зависят. Ну что ты будешь делать, если в твоё дежурство никто не умирает! Удача — вещь коварная. Нехорошо, наверное, смерть называть "удачей" — для врача, может быть, так оно и есть, но сам больной и его родственники придерживаются на этот счёт противоположного мнения. Однако войдём в положение Ясухара и простим ему подобную терминологию.

И вот Ясухара, которому за целый год работы в большой клинике ни разу не "повезло", столкнулся с долгожданной "удачей" на третий день пребывания в городе С.

Май только начался, но с самого утра в тот день было жарко и душно, как перед грозой. В пять часов вечера, когда врачи стали собираться домой, терапевт сказал:

— У меня в восьмой лежит больной с циррозом печени. Он совсем плох, не сегодня–завтра "кончится". Вы последите за ним, пожалуйста.

Состояние больного стало критическим примерно неделю назад, и терапевт ещё тогда предупредил дежурного о возможном летальном исходе, но пациент каким-то чудом до сих пор был жив.

Ясухара просьбе коллеги, разумеется, был только рад. Вслух он, конечно, благодарить не стал, но в глубине души испытал огромную радость.

Когда все ушли и в больнице из персонала остались только Ясухара и две дежурные сестры, он, все время думая о том больном, велел принести его историю болезни.

Пациента звали Накамура, ему было 52 года, он служил здесь же, в городе С., в лесозаготовительной компании.

В истории болезни значилось, что неделю назад больному стало хуже, он начал задыхаться, но в ту ночь, к счастью, дежурил опытный терапевт, который принял все необходимые меры: подключил капельницу, дал кислородную подушку, ввёл кардиостимуляторы и сделал переливание крови.

Сердце у Накамура, видимо, было на редкость выносливым. Когда в восемь часов во время обхода Ясухара заглянул к нему в палату, этот больной, от которого остались лишь кожа да кости, а лицо приобрело шафранно–жёлтый оттенок, находился в полном сознании.

Вернувшись после обхода в кабинет, Ясухара спросил у сестры:

— Как думаете, будем сегодня "выносить"?

— Из тяжёлых у нас только Накамура, но я думаю, все обойдётся.

— Терапевт сказал, что его дела совсем плохи.

— Да он каждый день это твердит, а Накамура все держится.

Медсестра, очевидно навидавшаяся всякого за годы работы в больнице, была совершенно спокойна.

— Ну а вдруг все-таки, а?