Дорога китов

Здесь был вход, когда-то заложенный камнем; теперь стена была разрушена и громоздилась грудой обломков из слепленных друг с другом камней. Иллуги Годи подобрал один из них, повертел в руках. На нем были символы или остатки таковых. На обеих сторонах виднелись какие-то знаки, почти стершиеся от времени, и я с удивлением увидел, что это искаженная латынь - я узнал слова «Dis Manibus», узнал «ala» и начал разбирать остальные.

- Тот большой говнюк с данской секирой, - сказал Стейнтор, указывая на обломки кладки, - он умеет пользоваться и тупым концом.

Я вспомнил желтую бороду, ухмылку, секиру, и содрогнулся.

- Его зовут Болеслав, - продолжал Стейнтор, - сакс, я думаю. Силен, силен. Прорубил ход через эту... штуку.

- Римляне, - сказал Иллуги Годи. - Я слыхал об этом. Они делали смесь и налепляли ее, как глину, а она твердела и становилась как камень.

- Что за пометки? - спросил Эйнар, вздрогнув, когда внезапный порыв ветра бросил в нас пылью.

Иллуги пожал плечами.

- Предостережение? Проклятие? Просьба постучать? Я едва могу разобрать, что там накарябано.

- Латынь, - вмешался я, проводя пальцами по символам. - Здесь сказано, что это могила Спурия Денгика, хана Кутригури. Принесен сюда, чтобы быть похороненным под присмотром Рима братом, другом Рима, Эрнаком.

- Спурий Денгик? Это римлянин, а не гунн, - сказал Эйольв, которого все звали Финнбоги, потому что он был из гуннов.

Иллуги, который тоже кое-что знал, ответил:

- Ему дали правильное имя из-за могильника, оказав честь, которая соответствует его положению. Но ни одна достойная римская семья не захотела бы, чтобы родовое имя связывалось со степняком, так что правители нашли семью, которая вымерла, только имя и осталось. Всех приемных римлян называют Спуриями, - закончил он.

Так оно и было. И в наши дни всякого, кого считают не совсем тем, за кого он себя выдает, зовут в Вечном Городе Спурием.

- Есть еще что-нибудь, что мы должны знать? - осведомился Эйнар, устремив на Иллуги многозначительный взгляд. - То есть что-нибудь, что вправду нам поможет?

Я нахмурился и проследил истертые буквы.

- Что-то насчет того, что нельзя не тревожить останки, - сообщил я.

Изнутри темного отверстия послышался (удивительно вовремя) далекий вой, почти волчий, от которого у всех волосы встали дыбом. Все попятились; вой услышали даже те, кто стоял на лестнице.

- Задница Одина! - вдруг рявкнул Нос Мешком. - Что с небом?

Большая часть небес словно исчезла, съеденная выросшей стеной мрака. Пока мы пялились вверх, мелькнула желтая молния, и ветер ударил, точно едкое дыхание дракона, хлеща нас колючим дождем, полным песка.

- Скорее, задницы козлов Тора! - крикнул Стейнтор, перекрывая внезапный рев ветра.

Люди закричали от страха и пригнулись. Стоявшие на нижних ступенях начали спускаться, с верхних тоже рванулись вниз, толкая тех, кто стоял перед ними.

- Там негде укрыться! - взревел Эйнар поверх воя ветра. - Все наверх, сюда, в гору!

Варяги начали карабкаться к нему, а Гуннар Рыжий и Кетиль Ворона налегли на мостик, чтобы тот не рухнул; ведь тогда мы окажемся в ловушке. Гром с треском расколол небеса; казалось, желтое небо гневалось. Иллуги Годи выпрямился, с жезлом в одной руке, воздел обе:

- Всеотец, услышь нас!

- Шевелитесь, уроды! - кричал Кетиль Ворона, подгоняя растянувшихся по лестнице как муравьи людей.

- Всеотец, услышь нас! Пошли своих крылатых перевязать раны неба. Спроси Тора, почему он скачет по нам на своей колеснице, запряженной козлами. Подними нас с этого поля битвы...

Раздался крик - кто-то оступился, его сбило с ног ветром, человек сорвался в расселину и исчез в водопаде.

- Всеотец...

- Оставь, Годи, никто тебя не слышит! - рявкнул Эйнар и плюнул в пыль, вздымающуюся под грязным дождем. - Беги, если жизнь дорога.

Я тоже рванулся вперед, хромая и уже не обращая внимания на боль, к темному входу в разверстую могилу.

Внутри горел факел, но отряд слишком тесно сгрудился вокруг и оказался в полумраке каменного прохода. Люди вымокли и дрожали от пробиравшего до костей холода каменной могилы. Я ощутил вкус старой пыли и костей.

- Хорошо, что есть факел, - сказал, отдуваясь, Эйнар, подошедший с Кетилем Вороной и Гуннаром Рыжим, которые волочили за собой мост.

Мы стояли, мокрые от дождя и холодного пота, глаза лихорадочно блестели. И тут вновь донесся жуткий стон со стороны осветившегося вдруг дальнего конца прохода, осветившегося светом факела, которого никто из нас не зажигал.

Буря грохотала. Эйнар протолкнулся сквозь плотную массу людей и уставился на желтое мерцание.

- Ну, - сказал он, - такой свет в темном месте всегда означает, что здесь золото, это всем известно.

Он обернулся, в темноте его усмешка была страшна.

- По крайней мере, кто-то, выходит, дома. Возможно, нам предложат гостеприимство в бурную ночь. Эль, мясо и женщин.

Смешки были натужными, но он смело двинулся вперед. Все съежились, ожидая брошенного копья или чего похуже.