Дорога на Царьград

Мими и Ю исчезли. Похоже, они вернулись в Белград. С самого начала они вели себя, как снобы. Остались Мала, я и Герман. Местные все еще не поняли, что никакие мы не актеры. Так стоит ли их разочаровывать. Герман – чистый любитель и декламирует с каким-то необычным, странным акцентом. Но, надеюсь, он справится. Он жаждет одного – как можно скорее с этим развязаться. У старого путешественника масса разных талантов. Сегодня утром он тайком подсунул мне огромный золотой в старинном кошеле: «Пусть будет у тебя», – сказал он и озорно подмигнул мне. Только вот откуда у него этот золотой? Как бы он его не украл, а то из-за него я нарвусь на неприятность!

В последний час мы вынуждены менять программу. Вообще, все становится крайне неясно.

Меня не заботит художественный эффект. Я уверен, что больше не буду заниматься театральным искусством; похоже, мне надоели повторения и заучивания на память. Но этот народ нужно возбудить. Сердцем.

Не важно и если все это случилось уже давно. Если я не знаю точно, что со мной произойдет, что я буду делать, что буду чувствовать, то я и не вижу особой разницы между событием прошлым и настоящим. Между прошлым, настоящим и будущим.

И потому меня раздражает, что Стевча и Чолак все больше тянут. Такое впечатление, будто их уездный начальник предупредил, чтобы они не забегали шибко вперед.

У трактирного служки Пауна нижняя губа отвисает вниз, как у полуидиота, но при том он довольно говорлив. Пришептывая и тараторя так, что я его едва понимал, он сообщил мне, что и Милутин Гарашанин подключился к делу. Что он пригрозил, чтобы они не превращали все в цирк. Государство проводит понятную политику по вопросу восстания. Правительство шатается, и не следовало бы давать Ристичу новое оружие, притом в Гроцке. Войны нам и так не избежать, но необходимо хорошо подготовиться. И не зазывать иностранцев. Ведутся серьезные переговоры с русскими, но никто не верит в то, что Милутин не связан с тем, что происходит в Гроцке.

В любом случае, от меня хотят, чтобы я выбросил самые воспламеняющие фрагменты из статей в «Заставе»; под вопросом и стихи Джуры. Сейчас вдруг начали настаивать на том, чтобы представление было больше историческим и «культурным». Учитывая степень наших актерских способностей – как раз это нас должно было бы устроить.

Не знаю, чья это идея, но самое последнее решение – организовать все мероприятие во славу Обреновича, а выступление посвятить годовщине восстания Милоша! Но только – не перебарщивая со страстями… Главное, чтобы все прошло культурно! Что тут скажешь – тяготеет Гроцка к культуре!

Только сейчас мне, старому болвану, стало ясно, почему выступление перенесено на 11 апреля! Годовщина событий в Таково[13]. Они решили это еще четыре дня назад и все это время делали из нас дураков.

Мы действительно – худший из народов. Райя[14].

Братья мои в Боснии и Герцеговине – конец вам, если ждете от нас помощи!

Свет настольной лампы затрепетал, а потом совсем угас. Мики сначала подумал, что перегорела лампочка. Но кроме лампы выключился и замолчал также телевизор, и даже криво стоящий и потому шумный холодильник на кухне. Мертвым стал и настенный рубильник. Когда Мики подошел к окну, он увидел повсюду только мрак и во мраке темно-серые глыбы ближайших домов. Чомбе опять среагировал быстрее всех. За стеклом его окна замаячил дрожащий свет свечи. Свет приблизился к окну. И когда под выстрел прищепки на карнизе, словно в драматической постановке, яростно отодвинулась занавеска – из мрака вынырнуло призрачное, освещенное снизу лицо Чомбе.

– Мать их фашистскую смердящую! – завел Чомбе свою заезженную пластинку. – Должно быть, попали в электростанцию, мать их… – А затем выдал феерический поток витиеватых ругательств.

Никакого взрыва не было слышно, но ближайшая электростанция и не располагалась близко от города.

Еще совсем недавно пребывавшему в другом мире Мики потребовалось несколько секунд, чтобы вернуться в невероятную повседневность под бомбежками. Священник слушал креативные скабрезности соседа с тихим удовольствием. Как удачную, немного авангардную патриотическую песню.

– Мы их научили есть вилкой, этих бесхвостых скотов. И вот так они нас теперь благодарят. Мать их!.. Электричество им мы изобрели, а сейчас они «хотят нам его отключить».

Мики был вынужден согласиться с радикальными выводами соседа.

– Не этой ночью! Не этой ночью! – Чомбе взметнул руки к ночному небу, рискуя выпасть из окна. – Прошлого своего не помнят. Сброд! А то нет – все разбойники и воры переселились туда, бежав от виселицы! Мать их! Уа, Кунта Кинте!

Мики вспомнил, что Кунта Кинте – персонаж из какого-то сериала, недавно прошедшего по телевизору. О рабах, которых на судах привозили из Африки в Америку. Какая связь между несчастными рабами и бомбардировками, ему было неясно, но для Чомбе это и не было важно.