Дорога на Царьград

Отец Михайло засмотрелся на волнистые искривления старческих губ, пожалуй, чрезмерно подвижных. «Как будто у них лопнули резинки», – подумалось ему. И его снова потянуло в сон. Целыми ночами он смотрел телевизор, ждал новостей и всякий раз после отдаленных взрывов подскакивал к окну – поглазеть на то, что можно было увидеть вживую. А утром отправлялся в церковь. С воскресенья наступал его черед совершать утрени, служить литургии Преждеосвященных Даров и отправлять вечерни, а также нести дежурство в приходской канцелярии.

– Сначала они поражают казармы, фабрики, уничтожая то, что люди создавали и обретали годами, а дальше по заранее разработанной стратегии тщательно выбирают те объекты, уничтожение которых потом называют «косвенным ущербом», и бум! – извиняемся! И никто не знает, что они на самом деле учинили.

«Еще одна теория», – подумал сонный Мики. Прикрыв рукой рот и слегка нагнув голову, он зевнул.

– Я не верю в случайность! Только простаки и невежи верят в случайность. Те же самые, что верят, будто жизнь возникла случайно, в каком-то древнем морском «супе». Вероятно, с клецками. Ха! Как же! Ведь это случилось давно, а давно случиться могло всё, что угодно, – смешок старика больше походил на откашливание косточкой, застрявшей в горле. – И они еще хотят нас убедить в существовании объективного времени! Объективное время! Да что они знают! Ничего-то они не знают! Прервись жизнь на Земле, какая нам будет разница, сколько еще миллионов лет просуществует космос? Конец света для нас уже наступит.

То, что Вселенная просуществует до своего полного коллапса еще миллиарды лет, не значит ровным счетом ничего ни для Бога, ни для людей! Что людям известно о времени?! И о вечности?! – Старик бросил взгляд на тыльную часть своей ладони, как на очевидную жертву времени. И медленно убрал руку с крышки картонной коробки. Маленький трубочист продолжил свой таинственный бег. Мики опять пробудился. Зажмурился и растер по ресницам слезы от зевания.

– Ну так вот… Я хотел бы вас кое о чем попросить. – Продолжил старик еще тише. – Они еще не включили церкви в мишени для нанесения «косвенного ущерба»… Да и не включат. Я знаю, как они рассуждают. Они, конечно, безбожники, но при том – суеверные мракобесы. Так вот… Не могли бы вы отнести это в нашу церковь и хранить там, пока не закончится вся эта заваруха?

Поп Мики испытал затруднение. Отнести загадочную коробку с мистической фигурой трубочиста в церковь и хранить ее там между иконами и книгами крещеных и венчанных! Он не страдал паранойей, но тут его внезапно охватило сильное сомнение.

Старческая кисть снова прикрыла трубочиста.

Мики был не больно разговорчивым. Даже когда требовалось сказать какому-нибудь прихожанину, сколько нужно заплатить за освящение воды, он вместо того, чтобы измыслить более-менее подходящую пропагандистскую историю, лишь бормотал «Сколько дадите», и, пока его уши краснели, упорно разглядывал подставку для зонтиков или считал сваленные в кучу башмаки с оторванной подкладкой, деформированные от гвоздей.

А вот всегда мрачный и молчаливый старик словно бы до этого момента просто не имел возможности проявить свою предрасположенность к болтливости.

– Разве я многого прошу? Пока это находится у меня, мы все пребываем в опасности. Все в этом доме, без исключения. И вы, и ваши дети, – старик вновь поправил очки на носу. – И вы, конечно, понимаете, что смерть – лишь результат нашего равнодушия к бессмертию. Умирают только лодыри и невежды. Да, любое расставание, даже временное, не очень приятно. Не так ли? Это нужно признать. А они не шутят! И я ни за что не посмел бы и дальше держать эти бумаги у себя.

Мики стало неприятно оттого, что старик упомянул об опасности, угрожавшей его семье. «Ну что он все время говорит только о смерти! Легко ему, когда он настолько старый. Может бравировать. Ценные бумаги… ну какие еще ценные бумаги? Акции «Майкрософта»? Похоже, старик выживает из ума».

Мики вспомнил, как его покойная бабка прятала в шкафу принесенные ей апельсины до тех пор, пока они там не сгнивали. Что тут скажешь? И грустно, и смешно. Ну, те сгнившие апельсины хотя бы разносила моль.

– Скажите мне, что я могу рассчитывать на вас. Что вы постараетесь любой ценой сберечь то, что я вам передам.

«Христианам недопустимо клясться». – В голове Мики, уже начинавшей гудеть и от усталости, и от необычной, напористой энергии старика, промелькнула сентенция, выделенная в учебнике по христианской этике. Но ответить молчанием гостю он уже не мог. И потому постарался, чтобы его голос звучал как можно более умиротворяюще и духовно.

– Не беспокойтесь, дядя Драги. Даст Бог, и то, что должно остаться в сохранности, сохранится.

Старик подхватил коробку со стола и попробовал вскочить на ноги. Но его попытка обернулась мучительным распрямлением дряхлого тела, сопровождавшимся совсем не бравурным покряхтыванием.