Куропаткин появился в рабочем кабинете императора ровно за одну минуту до пяти часов. Точно в назначенное время открылись двери в апартаменты государя и вошёл Николай Второй. Он никогда не задерживался, считая точность вежливостью королей, и относился с презрением к опаздывающим без исключительно важных причин.
Император сел в кресло во главе стола для заседаний, пригласил сесть военного министра. Куропаткин немедленно разложил перед собой бумаги из кожаной папки и собрался приступить к докладу. Секретарь не сказал, по какому вопросу вызов, и Алексей Николаевич решил доложить о последних преобразованиях в армии.
Ему было что сказать государю. После Крымской войны и неудач на Балканах российская армия находилась в плачевном состоянии. Принявший пост военного министра генерал от инфантерии Пётр Семёнович Ванновский за 17 лет руководства сделал много для её возрождения, и Алексей Николаевич Куропаткин оказался достойным его преемником. С одной стороны, он развил и закончил одни реформы Ванновского, с другой – выдвинул свои, несущие изменения, весьма положительные, по признанию самих военных. Сейчас он принёс проекты преобразования управления азиатских военных округов. Однако государь остановил его прямым вопросом:
– Значит, вы считаете, Алексей Николаевич, пришло время вводить в Маньчжурию регулярные войска? Как я понимаю, это – ваша хрустальная мечта: сделать из Маньчжурии вторую Бухару, некую Желтороссию.
– Да, ваше величество, сейчас самый подходящий момент. На это направлены и проекты изменения руководства азиатских военных округов, которые я намерен представить вашему вниманию, – Куропаткин похлопал ладонью по разложенным бумагам.
– Проекты рассмотрим обязательно, а пока срочно представьте расчёты количества необходимых для интервенции войск и реального времени для их передислокации в Маньчжурию. Сколько понадобится времени для расчётов?
Куропаткин задумался. Нужна была масса исходных данных, начиная с оценки потенциальных противников, что сделать весьма непросто, поскольку постоянно менялось количество повстанцев и переходящих на их сторону правительственных войск; от командующих Приамурского и Иркутского военных округов следовало получить полные данные о состоянии подведомственных им войск, чтобы оценить возможность их участия в интервенции; Министерство путей сообщения должно представить сведения о состоянии железной дороги от Урала до Иркутска и от Байкала до границы Маньчжурии и пропускную способность дороги и прочая, и прочая…
Император ждал, постукивая пальцами по лакированной поверхности своего рабочего стола. Военный министр с ужасом понимал, что потребуется не меньше месяца для подготовки плана кампании, но этого месяца ему никто не даст. Надо было ещё тогда, с доклада Витте, заняться этим вопросом, ведь понятно было, что когда-нибудь мы войдём в Маньчжурию, а я ушами прохлопал, поверил словам государя, что вводить войска не надо, – вот и приходится расхлёбывать.
– Что ж вы молчите, господин военный министр? – окатил император своего верноподданного ледяной волной. – Я спрашиваю: сколько вам нужно дней для подготовки плана?
– Не меньше трёх недель, ваше величество, – с трудом выговорил Куропаткин.
Николай Александрович с удивлением взглянул на него, сказал с сарказмом:
– Видимо, ваше министерство работает с такой же скоростью, с какой вы думали над моим вопросом… – И оборвал сам себя: – Даю десять дней, а пока подготовьте приказ командующим Приамурского и Иркутского военных округов и Квантунской области о немедленном введении войск в Северо-Восточный Китай. Следует очистить его от всяческих боксёров и дезертиров, предавших империю.
Гневная патетика, возвысившая последние слова самодержца, была воспринята военным министром как ослабление личного недовольства, и он осмелился спросить:
– Вы полагаете, ваше величество, что Декларация императрицы Цыси об объявлении войны вынужденная, принята под давлением предателей?
– Я полагаю, что Россия может действовать в соответствии с секретным соглашением и прийти на помощь правительству Цинской империи. И надо спасать КВЖД. Иначе не видать вам Желтороссии.
– Не могу с вами не согласиться, – радостно кивнул военный министр.
13
Станцию Янтунтунь поезд Вагранова и Саяпина прошёл без остановки. Она была пуста – ни русских железнодорожников и строителей, ни боксёров, ни китайских солдат, ни человека из местных. Словно какой-то неведомый ураган вымел людей без остатка, не повредив при этом постройки и пути.
– Вот бы так до Сунгари, – мечтательно сказал Иван подхорунжему Трофимову.
Он лежал на войлочном потнике, обнажённый по пояс – загорал под яростным китайским солнцем. Патронная лента была проверена, заправлена в приёмник, делать нечего – почему бы не понежиться?
Трофимов по-прежнему сидел на седле за пулемётом, в полном снаряжении, нещадно потел, но не сдавался, внимательно следил за окрестностями.
– Не накаркай, – угрюмо отозвался он, посасывая трубку. – До Сунгари ещё вёрст триста с гаком, всю жопу отсидишь.