Дорога в Гандольфо

– Что?! – Хаукинз уронил от неожиданности сигару и, сам того не замечая, наступил на нее ногой и стал вдавливать ее в ковер. – Бензин?!

– Все это довольно сложно и не столь существенно для нас. – Сэм слегка нажал пальцами на чувствительную кожу вокруг глаза. Подобных казусов с ним ни разу не случалось за последние пятнадцать лет. И теперь его интересовало, когда опухоль начнет опадать. – И я советую вам воспринимать ситуацию такой, какова она есть на самом деле, и соответственно с ней вести себя. Ведь вам, генерал, не из чего особенно выбирать!

– Иными словами, вы полагаете, что я намерен дать сбить себя с ног и считать все происходящее вокруг в порядке вещей?

Дивероу вышел из туалета, остановился и вздохнул.

– Сейчас, – сказал он, – нашей непосредственной задачей является предотвращение вашего заключения в Монголии на четыре с лишним тысячи лет. И если вы пойдете навстречу, то я смогу вас вытащить.

– Из Китая?

– Да.

– А что от меня требуют за это и кто? И азиаты, и Вашингтон? – скосил глаза Хаукинз.

– Вам придется согласиться на многое. Буквально на все.

– С армией мне, конечно, придется расстаться?

– А какой вам смысл оставаться в ней?

– Черт побери!

– Я понимаю ваши чувства. Но делать в армии вам больше нечего. Мир же и без нее велик. Так наслаждайтесь им!

В зловещей тишине Хаукинз снова подошел к письменному столу. Взял одну из фотографий и, пожав плечами, бросил ее. Затем вытащил из кармана новую сигару.

– Черт побери, парень, ты опять не желаешь думать. Ты юрист – что ж, возможно, но, как сам сказал, не солдат. Когда полевой командир нарывается на вражеский патруль, он не вступает с ним в переговоры, а уничтожает его. Никто не заставит меня радоваться в подобной обстановке, а они пусть попробуют поместить меня в ту силосную яму, о которой ты говорил. Для того, чтобы я молчал.

Дивероу глубоко вдохнул через рот.

– Я могу построить защиту так, что это будет приемлемо для всех. После того, конечно, как вы прекратите сопротивляться. Полное раскаяние, публичное извинение и прочее, прочее, прочее.

– Черт побери!

– Монголия, генерал…

Хаукинз прикусил конец сигары, чтобы удержать его во рту. Дивероу же она показалась торчавшей между зубов пулей.

– Как вы собираетесь выходить из положения?

– Я полагаю, что следует направить министру обороны письмо, приложив к нему магнитофонную пленку, на которую вы запишете его. И в письменном тексте, и, соответственно, на пленке вы заявите, что, будучи в здравом уме, знаете о своей болезни… ну и все прочее…

Хаукинз уставился на Дивероу.

– Вы, часом, не свихнулись?

– В Дакоте очень много силосных ям.

– Боже ты мой!

– Все это не так уж плохо, как вам кажется… Письмо и пленка будут похоронены в Пентагоне. Они пойдут в ход только в том случае, если вы начнете дурить общественность. Если же все будет в порядке, вам вернут, ну, скажем, через пять лет… Идет, Хаукинз?

Вытащив из кармана спички, генерал зажег одну из них и прикурил. В следующее же мгновение целое облако довольно едкого дыма почти скрыло от Сэма его лицо, и из плотной завесы до Дивероу донесся чеканивший слова голос Хаукинза:

– К черту все эти ваши китайские штучки, ни о каком психическом заболевании и тому подобном дерьме не может быть и речи! Никому не удастся выбить меня из седла!

– Боже ты мой! – воскликнул Сэм, расхаживая по камере, как он это часто делал в зале заседаний, вырабатывая тактику защиты. – Раз так, обойдемся и без этого! Просто вы заявите о том, что устали, вот и все! И не забудьте добавить еще что-нибудь о выпивке, поскольку любящий поддать клиент всегда вызывает сочувствие и даже выглядит в какой-то степени привлекательным. – Сэм остановился на какой-то миг, собираясь с мыслями, а затем продолжил: – Конечно, китайцы предпочли бы идеологическое, если так можно выразиться, покаяние, которое наверняка смягчило бы их. Впрочем, они и без того уже проявили немалое великодушие по отношению к вам. Народная власть повела себя по-джентльменски. И продемонстрировала терпимость. Чего вы, кстати, не поняли. Ведь вы и на самом деле ответственны перед ними за всю ту грязь, которой вы поливали их в течение целой четверти века.

– Да вы просто режете по живому! – прорычал Хаукинз, продолжая совершенно непостижимым для Дивероу способом жевать сигару. Затем, вытащив ее изо рта и понизив голос, генерал произнес: – Я знаю, я знаю… Силосная башня или Монголия! О боже!

Дивероу с сочувствием наблюдал за генералом. Затем, подойдя к нему, мягко сказал:

– Вы в тисках, генерал. И поверьте, никто не знает это лучше меня. Я читал ваше досье и согласен, может быть, лишь с одной пятидесятой того, что там написано. И тем не менее я считаю, что вы представляете собой угрозу по слишком многим параметрам. Но мне также ясно и то, что вы никогда не были ни марионеткой, ни посмешищем. Помните, что вы внушали своим «девочкам»? Что каждый человек – свое собственное изобретение. И это говорит мне о многом. Так дайте же мне возможность помочь вам! Я не солдат, Хаукинз, но я, черт меня побери, довольно хороший юрист!