Дорога в Гандольфо

— Но наш ученый кардинал хоть как-то пояснил свое заявление? Или, как обычно, свел все к Божьей воле и вынес свой вердикт?

Говоря это, Франциск постарался как можно сильнее смягчить свою реакцию на сообщение помощника об Игнацио Кварце. Кардинал был в высшей степени отвратительной личностью, которая встречается почти в каждом коллективе. Этот ученый-аристократ родом из влиятельной итало-швейцарской семьи обладал чувством сострадания в той же мере, что и разъяренная кобра.

— Да, он пояснил свое заявление, ваше высокопреосвященство, — ответил помощник с явным смущением. — Он... он...

— Как я предполагаю, — сказал папа, демонстрируя великолепную проницательность, — наш нарядный кардинал заявил, что любимые блюда папы весьма просты. Ведь верно?

— Я... я...

— Я вижу, что это так. Но все дело, друг мой, в том, что я действительно предпочитаю более простую кухню, нежели наш кардинал с его вечным насморком, и отнюдь не от недостатка знаний. Скорее от отсутствия зазнайства. Понятно, этим я вовсе не хочу сказать, что нашему кардиналу с его больным глазом, который косит вправо, когда он говорит, не хватает скромности. Я просто не верю в то, что ему в голову могла когда-либо прийти мысль о том, что мне и в самом деле нравится незамысловатая пища.

— Нет, конечно, нет, ваше высокопреосвященство.

— И я думаю еще вот о чем. В наше время высоких цен и растущей безработицы такое интервью, в котором сам папа расскажет о том, что отдает предпочтение простым и недорогим блюдам, будет весьма уместным и полезным... Кто желает встретиться со мной? Вы, кажется, сказали, что какая-то журналистка? А известно ли вам, что женщины совсем не умеют готовить? Но это, само собой, между нами.

— Нет, конечно, нет, ваше высокопреосвященство. Хотя римские монахини весьма усердны...

— Преувеличение, друг мой, преувеличение! Кто эта журналистка из этого кулинарного издания?

— Лилиан фон Шнабе. Она американка, из Калифорнии, замужем за пожилым немецким эмигрантом, бежавшим из Германии еще во времена Гитлера. По стечению обстоятельств она сейчас находится в Берлине.

— Я только спросил, кто она, но не про ее биографию. Каким образом вам удалось узнать все это?

— Эти данные были приложены к рекомендации военных, которые, кстати, отзываются о ней весьма высоко.

— Понятно... Вы сказали, что ее муж бежал от Гитлера? Что ж, я полагаю, нельзя уклоняться от встречи с такой сострадательной женщиной. Договоритесь с ней о времени, друг мой! Можете сообщить также нашему блистательному кардиналу, страдающему одышкой, что мы приняли такое решение без какой бы то ни было задней мысли по отношению к нему. «Да здравствует гурман!»... Что ж, видно. Господь Бог был добр ко мне, и это — знак признания. Но почему, интересно знать, корреспондентка этого издания находится в Берлине, если в Бонне — кардиналом непревзойденный мастер по приготовлению блюд из щавеля?

— Я готова поклясться, — сказала Лилиан, как только Сэм вошел в комнату, — что у тебя между зубами застряли перья!

— Это гораздо лучше, чем куриный помет!

— Что?

— Те, с кем я встречался, пользуются довольно своеобразным видом транспорта!

— О чем ты это, Сэм?

— Я хочу принять душ!

— Но только без меня, мой милый!

— Я еще никогда в жизни не был таким голодным! Ни минуты передышки! Все в стиле: «Айн, цвай, драй! Мах шнелль!» — «Раз, два, три! Быстрее!» Боже мой, до чего я хочу есть! Они полагают самым серьезным образом, что выиграли войну!

— Ты самый грязный и дурно пахнущий из всех виденных мною мужчин! — воскликнула Лилиан, отходя от Дивероу. — И я удивляюсь, как тебя впустили в отель!

— У меня сложилось впечатление, что мы смоими провожатыми шли гусиным шагом. Но что это? — указал Сэм на большой белый конверт, который лежал на бюро.

— Прислали снизу, — ответила Лилиан, — и сообщили, что очень срочно. Они не были уверены, что ты зайдешь за ним сам.

Дивероу взял конверт. В нем оказались авиационные билеты и записка. Даже не читая ее, он мог бы догадаться, о чем там идет речь, поскольку авиабилеты сказали ему все.

Алжир.

Затем он прочитал записку.

— Да нет же, черт побери! Нет! Ведь это же меньше чем через час!

— Что «это»? — спросила Лилиан. — Самолет?

— Какой самолет? Откуда ты, к черту, можешь знать про самолет?

— Потому что звонил Хаукинз из Вашингтона, — пояснила она. — Ты даже представить себе не можешь, как он был шокирован, когда я ответила...

— Избавь меня от всех этих надуманных подробностей! — перебил Лилиан Дивероу, бросаясь к телефону. — Мне надо кое-что сказать этому сукину сыну! Ведь он даже не удосужился согласовать со мною день отлета! Не оставил времени на еду и душ!

— Ты не сможешь связаться с ним, — поспешила предупредить Сэма Лилиан. — Поэтому он, собственно, и звонил. В течение дня его не будет.

С угрожающим видом Дивероу направился к Лилиан. Затем остановился. Эта девочка спокойно может расколоть его пополам.

— Но он хотя бы объяснил, почему я должен лететь именно этим рейсом? Понятно, после того, как оправился от шока, вызванного твоим ангельским голоском?