Дорога в Лефер

Олаф вышел из своего дома и пришёл на Главное место — поляну в самом центре деревни. Здесь же стоял набат: шест, к верху которого была прибита металлическая пластина. Здесь же лежал молот, которым следовало в набат ударить, что Олаф и сделал. Деревенские высыпали на площадь. Глоркастерцы, туго соображая, что происходит, медлили. Олафу хватило нескольких коротких фраз, чтоб рассказать о произошедшем. А уж когда он бросил в лицо вышедшему из дома старосты командира вражьего отряда — бросил имена ребят…

… Лейфа, переплывавшего в мгновение ока все окрестные реки…

… Эдмунда, что так красиво пел…

… Бьярни, усаживавшего девушек на плечи и расхаживавшего по деревне под радостный визг пассажирок…

И добавил: «Убил!», — тогда и народ поднялся. Олаф многие годы спустя мог вызвать в памяти картины тех предрассветных часов. Но зачем? Он и так много крови и убийств повидал, да и сам тому способствовал, на своём веку. Все последующие практически слились в одну. Но ту, первую свою настоящую битву, он помнил — но не вспоминал. Просто помнил, храня глубоко-глубоко в своём сердце. И даже под пытками не пожелал бы отдать те воспоминания…

Тот рассвет выдался кроваво-красным, и в кои-то веки небо и земля обрели один цвет. Глокастерцы, те, кто не стал сопротивляться обезумевшей, разъярённой толпе людей, потерявших самых близких и родных, сидели связанные на той самой «площади». Рядом валялись связанные — смертью, чтоб наверняка — их товарищи.

Олаф возвышался надо всем этим, и ни капли страдания или сострадания не было в его глазах. Только отражались в зрачках трупы. В то утро он решил покинуть деревню, он, отомстивший за гибель своих ребят, с одной-единственной кочергой поднявший на бой безоружных людей — людей, что перебили бывалых вояк. В то утро судьба в первый раз подарила ему «везение». В то утро он узнал, что все друзья его погибли. В то утро он узнал, что единственный из товарищей своих выжил.

В то утро… В первый раз… Первый — но отнюдь не последний…

Он стал воином, совершенно того не желая. И выжил, совсем на то не надеясь. В то утро. Первое — но не последнее…

* * *

Очередное «напоминание» Конхобара о выпитом прервало воспоминания Олафа. Везучий передёрнул плечами и подстегнул бедных лошадей. Те уже едва-едва передвигали ноги, ожидая отдыхая и хорошенькой порции овса. Командир всё разраставшегося отряда (какой успех! за один день — на треть! то ли ещё будет!) проникся состраданием к бедным животным: в сожжённой деревне вряд ли для них найдётся достойная еда.

Рагмар нахмурился. Ноздри его, и без того гигантские, раздулись до невероятных размеров, а глаза, наоборот, сузились.

— Вождь, — вполголоса рыкнул орк. — Вождь, я пойду на разведку.

Олаф кивнул, одобряя решение зеленокожего. Так и повозка полегчает, и обстановку разузнают. Везучий и сам хотел попросить орка изучить местность: вдруг поблизости ещё бродят те добряки, дотла спалившие деревню?