Дорога в никуда

— Да что вы! Сроду не пил. Но, представьте, сколько раз случалось, что он ни капли не выпил, а посмотреть на него — ну пьяный и только! Есть в нем какая-то порча, и он от нее словно хмельной ходит. Я думаю, это все нервы. Да, а насчет дурных слухов, так вы ничему такому не верьте. Он, знаете ли, сохранил связь с теми людьми, которые ведут ликвидацию конторы покойного Оскара Револю, и сам этим тоже занимается — издали, так сказать. Мне он оставил всю обстановку, ценные бумаги, да еще будет посылать по триста франков в месяц. Хватит мне на прожитие, даже больше чем надо. А только я буду скучать без него. Мы, конечно, мало виделись; днем он в конторе, а по ночам бегает как шальной. Но ведь домой-то он все-таки возвращался, и у меня всегда была работа: ухаживать за братом. И выпадали светлые деньки, — глядишь, вдруг он какой-то станет спокойный, тихий, довольный и, можно сказать, почти счастливый… Ну что ж, я иногда буду ездить к нему в гости, он мне обещал… Но какое же мне теперь занятие себе найти? Прежде-то целыми днями его ждала, а теперь что?

— Послушайте, мадемуазель Фелиция, а вы могли бы найти себе кого-нибудь, — ведь у вас и рента, и ценные бумаги, и квартирка с полной обстановкой…

— Какое ужас! Да за кого вы меня принимаете, мадам Жозеф?

— Ну какие же тут ужасы? — обиженно возразила консьержка. — Неужели в сорок пять лет и жизни конец?

Фелиция Ланден оглядела тощую, изможденную консьержку с большим выпирающим животом и буркнула:

— Подумать и то страшно!..

— Напрасно брезгуете, раз не знаете, мадемуазель Фелиция.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Существование семейства Револю вошло в русло и как-то наладилось. На рассвете Роза, которую сопровождал теперь Дени, уже поджидала первый трамвай. Зима стояла мягкая. Почти всегда огненный глаз циклопа возникал из густого тумана. В вагоне Дени спал, уронив голову на плечо сестры, да и она дремала до самых бульваров. Оттуда оба шли пешком — Дени в лицей, а Роза в книжную лавку Шардона, находившуюся в пассаже на улице Сент-Катрин; лавка эта была хорошо знакома и брату и сестре: в те времена, когда у них не переводились карманные деньги, они по четвергам проводили там целые часы, разыскивая на полках интересные книжки.

В эти длинные и хмурые дни для брата было большой поддержкой думать, что сестра где-то здесь, недалеко, и в мыслях представлять себе, как она стоит за прилавком, забирается на лесенку, чтобы достать покупателю книгу. В половине седьмого они встречались на трамвайной остановке. Дени прежде всего осведомлялся: «Ну, спрашивали у тебя совета о книгах?»

Этот вопрос уже вошел в традицию с первых дней вступления Розы на поприще продавщицы книжного магазина, когда она тешила себя надеждами, что будет руководить чтением своих сограждан и приобщать их к великим творениям. Но первый покупатель, обратившейся к ее компетентному мнению, попросил порекомендовать ему какую-нибудь «забавную книжицу».

— Как вы говорите? «Белокурая негритянка»? А вы уверены, что это пикантно? Может, лучше взять вон ту: «У меня будут пышные похороны»? Что это — смешно, а?

— Некоторым смешно, а другим — нет, — ответила Роза, — это зависит от характера.

— А вот эта книжка? Есть в ней это самое? Ну, клубничка… понимаете? Я, конечно, сальностей в книгах не люблю: когда воображение разгорится, так и без чужой подсказки обходишься, правда, а?

— И он осмелился тебе это сказать? — яростно возмущался Дени. — А сколько книжек стихов ты продала с тех пор, как поступала в лавку?

— «Сады инфанты» — один экземпляр, да еще несколько томиков, которые мы выписали из «Меркурия» для твоего дружка Пьера.

— А почему ты мне не сказала, что видела Пьера?

* * *

Днем, когда Жюльен был избавлен от присутствия брата и сестры, дом оставался в полном его распоряжении, и он теперь удостаивал выйти из своей спальни, пока мать проветривала ее и перестилала постель. Если не было дождя, он даже решался пройтись по саду, удостоверившись сначала, что поблизости нет никого из Кавельге. Ему не хотелось видеть ни одной живой души. К пяти часам он снова укладывался в постель. Мать приносила ему обед, а затем он углублялся в чтение какого-нибудь уголовно-приключенческого романа.

С младшими своими детьми мадам Револю встречалась только за ужином. Словно спустившись на землю с другой планеты, она с таким торжественным видом извещала о том, что делается в комнате Жюльена, как будто мелкие происшествия, ареной которых являлась эта комната, не уступали по своему значению важным событиям, происходящим в мире. Если случалось, что Жюльен нарушал свое упорное молчание, она пересказывала его слова, сообщала, есть ли у него аппетит и хорошо ли работал желудок.

Однажды в доме поднялось великое волнение: Жюльен пожелал прочесть газету. К несчастью, ему попалась на глаза хроникерская заметка о великосветской свадьбе; все упомянутые имена гостей оказались ему знакомы. От такого огорчения ему стало хуже. Мать горько упрекала себя за свою небрежность: зачем она не просмотрела газету, прежде чем дать ему. Теперь вот начинай все сначала.