Дорога великанов

Я успевал побриться, переодеться, подровнять усы и начать рабочий день. Спустя месяцы клиентура стала мне надоедать. В основном приходилось общаться с «Ангелами Ада», толстыми, ограниченными, тупыми, отмороженными. Они культивировали в себе варварство, и рев мотоциклов по сравнению с грубой речью казался соловьиной песней. Я терпеть не мог этих придурков.

Когда Диган не задерживался на работе, воскресными вечерами мы катались вместе. Он любил ездить на юг, за Монтерей. Возвращались мы на рассвете. Я брал с собой сэндвичи и пиво, а Диган – Венди. С тех пор как у меня появилось пассажирское сиденье, Диган иногда доверял Венди мне. Я ехал впереди, чтобы Диган не терял дочь из виду. Я всё делал, чтобы ему угодить.

38

Я знал лишь сумеречную Калифорнию, ведь смотрел на нее по ночам. Мой отец считал Лос-Анджелес городом мечты. Иногда я плакал, думая об этом. Атаскадеро напоминал о том, что меня объявили сумасшедшим.

Мы редко спускались ниже Биг-Сюра[70]

– к берегу, где дорога петляет, уходя в океан, где океан так и норовит проглотить редкие домики вместе с их славными богатыми обитателями. Крутые спуски вызывали головокружение, но поражали красотой открывающихся видов. Бесконечность и пустота притягивали меня, и, возвращая Венди отцу, я мечтал о большом прыжке и полете.

Иногда мы останавливались в Кармеле. Я в жизни не заглядывал ни в Санта-Барбару, ни в Беверли-Хиллз[71] и не представлял себе, как живут миллионеры, у которых всё есть и которые забоятся только о том, как спокойно провести старость, купаясь в шампанском. Люди на пляже поглядывали на нас подозрительно. Они парами прогуливали маленьких смешных собачек, подстриженных по последней собачьей моде, и беспокоились лишь о белоснежности своих водолазок. Наверное, детей эти удивительные обыватели рожали только тогда, когда не могли завести собаку. Маленькие ухоженные садики, где деревья подрезали не иначе как маникюрными ножницами, глядели на прохожих подчеркнуто презрительно.

Мы припарковали мотоциклы у пляжа, чтобы искупаться и поджарить сосиски в пещере. Диган после второго пива уснул на полотенце. Венди устроилась лицом к солнцу, тыльной стороной ладони прикрыв глаза. Я забрался в тень, прислонился к скале и наблюдал за прекрасными парусниками, которые боролись с волнами недалеко от берега. Друга Венди Диган не пригласил – так сильно отец «почитал» ухажера дочери. Я понял, что Диган отдает предпочтение мне, но не знал, как себя вести, чтобы его не разочаровать. Он считал, что нет более подходящего и надежного человека для его дочери, чем я. Каждый день мы доверяли друг другу всё больше. Венди тоже ко мне благоволила.

Я испытывал к Венди симпатию, но не страсть. В первый раз, когда она меня поцеловала, я аж скорчился, но ничего не сказал. Затем она меня обняла. В день, когда она хотела перейти к более интимным отношениям, я аккуратно отстранился, объяснив, что намереваюсь предложить ей руку и сердце, а секс до брака для меня неприемлем. Она не возражала. Я пестовал эту дружбу, хотя знал: Диган в конце концов узнает о том, что я убил бабушку с дедушкой, и отберет у меня дочь, которую я, впрочем, совершенно не хотел. Тем временем завсегдатаи бара «У присяжных» стали считать меня своим парнем и будущим зятем главы уголовного розыска.

Диган проснулся усталым, но, увидев, что Венди спит у меня на груди, улыбнулся. На обратном пути Венди ехала со мной; мы любовались плодородными землями, где мексиканцы, склонив головы, работали, отвернувшись от океана. Дома у Дигана мы устроились на террасе. Шумный парк аттракционов не давал скучать. Постепенно меланхолия отступала, оставляя место благостной лени.

Внезапно зазвонил телефон. Диган не торопился отвечать. Однако уже через несколько минут он предстал передо мной в полицейской форме и попросил его подвезти.

39

Горная дорога петляла. По ней возвращались домой довольные собою серферы – все сплошь красавцы с полотенцем, обернутым вокруг талии, в сопровождении прекрасных девушек. Соль высветлила их кожу, и глаза у них сияли. На балконах двух особняков напротив океана я заметил американские флаги. Неделю назад их не было. Видимо, отпрыски богатых семей погибли во Вьетнаме.

Мы ехали в направлении Хаф-Мун-Бея[72] и Сан-Франциско по дороге номер один. На возвышении, среди леса и песчаных тропинок, столпились люди. Полицейские машины и мотоциклы никого не пропускали. Я следовал за Диганом, перед которым все расступались. Солнце уже почти село. На сером песке, повсюду испещренном дикой растительностью, светлые волосы напоминали чудесные золотые колосья в поле. Большие голубые глаза неподвижно созерцали вечность. Девушка лежала на земле, нагая, с выпущенными кишками, поджав под себя колени, в невероятно неестественной позе.