Остаётся только удивляться превратностям судьбы – больше года я готовился принять участие в качестве топографа в пятой экспедиции господина Пржевальского. И во теперь, вместо того, чтобы отправиться с казачками навстречу ему, в Уссурийский край, Фортуна вытянула для мня иной билет; а уж счастливый он или наоборот – пока неясно. И отправился я теперь навстречу совсем другому путешественнику, и в совсем иные края – вместо Уссурийского края и Центральной Азии твоего гимназического товарища ждут саванны Чёрной Африки. Нам предстоит следовать маршрутом Василия Васильевича Юнкера, восемь лет проскитавшегося в негостеприимных краях, населённых упомянутым уже зверем абезьяном. А того абезьяна, как говорил садовник Еропка, немцы выдумали – оттого, наверное, и сам Василий Васильевич, наполовину немец, наполовину русский, получивший образование в самом Геттингене, и двинулся в жаркие края. Задачу себе сей учёный муж поставил замысловатую: изучить область реки Уэлле и пройти вниз по её течению, дабы окончательно прояснить спорный вопрос, не дающий спать географам всего подлунного мира: принадлежит ли Уэлле к системе Конго, или же какой иной реки? Этим Василий Васильевич и занимался четыре года кряду, но тут случился конфуз – в Судане потомки зверя абезьяна подняли мятеж, и уже семь к лет как с упоением предаются этому занятию. На беду, земли, охваченные восстанием Махди (так в Судане именуют главного тамошнего Абезьяна), отрезали экспедицию от родных берез. В письме, доставленным аглицким миссионером (я наверное знаю, что этот скромный герой по дороге назад был съеден местными жителями, именующими себя «Ньям-ньям»), Юнкер сообщал, что вернётся в Россию через немецкие колонии и владения занзибарского султана. Что тот и сделал спустя год с небольшим – а твоему покорному слуге предстоит теперь пройти этим путём, составляя попутно топографические карты. Задачка, доложу тебе, из разряда «пойди туда, не знаю куда»; да я с самого начала подозревал, что поставлена она лишь для того, чтобы послужить прикрытием совсем иной миссии.
А вот какой – о том знает начальник экспедиции, глубокоуважаемый господин Семёнов. Я же с забайкальцами, покамест, должен сопровождать его до Александрии.
«Но к чему же тут Александрия?» – спросишь ты меня, друг мой Картошкин? – «Она-то к сему вояжу имеет весьма далёкое отношение, ибо Бур-Саид[23]
находится хоть и недалеко от этого города, но всё же в стороне?»Что ж, ты совершенно прав и не забыл, по всей видимости, начатков географии, старательно вдолбленной в наши пустые головы гимназическими наставниками. Визит в Александрию предписан упомянутым уже господином Семёновым. Личность эта, насквозь загадочная – руководитель нашей экспедиции; автор сих строк состоит при нём для непосредственного управления забайкальским воинством, ну и, пожалуй, на посылках. Хотя, жаловаться грех: господин Семёнов оказался интереснейшим собеседником; мы проводим в разговорах весь досуг, которого на борту парохода достаточно. Оказывается, мой спутник год назад вернулся из путешествия по Сирии и Багадскому вилайету Османской империи. Он получил там массу впечатлений, которыми теперь охотно делится со мной. Область интересов сего господина – археология, занятие почтенное и требующее навыков как в географии, так и в топографии. Только вот строгость, которой сопровождалось моё назначение, трудно соотнести со сбором керамических черепков и старинных бусин, чем, как известно, и занимаются археологи – когда не заняты выкапыванием из глины Приамовых сокровищ[24]
.Сперва я решил, что придётся переучиваться в гробокопатели, и совсем было собрался обрадовать этим своих забайкальцев; но Олег Иванович, спасибо ему, намекнул: наша миссия куда заковыристее поисков Трои, и потребует не столько способностей кладоискателя, сколько талантов лазутчика. Так что смотрю я на снежные ливанские горы и гадаю – чем-то ещё обернётся для меня это приключение? А пока, остаюсь верен тебе по гроб – твой гимназический товарищ, поручик Корпуса военных топографов Садыков.