Дорогая пропажа

Наташа в сопровождении Полины вошла в комнату. Свитер, джинсы, тапочки. И никакого сияния, никакого нимба. Никакой претензии на божественность. И все же сияние было – улыбка, которую она дарила ему.

– Привет, Паша, – она подошла и поцеловала его в щеку.

И он ответил. Почувствовал ее близость – волнующее кровь соприкосновение полярных энергий.

– Здравствуй… Наташа.

В ее глазах, затянутых легкой паволокой чувственности, увидел, если не любовь, то, по меньшей мере, глубокую симпатию. «Сейчас она любит все и вся, – догадался Павел, – Любит свои воспоминания, свое прошлое».

– Выглядишь великолепно, – он шутливо окинул ее взглядом, – Не хочу говорить банальные вещи, но север своими холодами и впрямь консервирует. Ты этому прямое подтверждение.

– Паш, ты как всегда, витиеват, – она широко улыбнулась, довольная комплиментом или тем, как он на нее смотрел, – Ну, скажи просто, что я красивая.

– Ты – кра-си-ва-я, – Павел изобразил угловатые движения робота.

Наташа рассмеялась.

– Великолепно, Пашечка. Ты не стареешь, – она взяла его руку в свою, – Ну как ты?

Павел уловил в ее вопросе тончайшие нотки жалости. И судя по взгляду, вырвались они из ее души бесконтрольно, о чем она, заметив, пожалела.

– Небось, Славик тебе уже все расписал обо мне?

– Ну не расписал… но ответил на мои вопросы, – Наташа сказала это лукаво, удержав руку, которую он хотел машинально высвободить, – Паша, когда все перемелется, сам знаешь, что будет.

Подошла Полина.

– Наташ, я тебе все приготовила. Все в ванной. Давай в темпе – скоро уже гости начнут собираться.

– Спасибо, Полюшка. Иду… Потом договорим, Паша, – она отпустила его руку, – Мне будет очень интересно услышать все, что ты расскажешь о себе.

Павел вдруг почувствовал, что с ним твориться что-то странное. В самом низу горла – между ключицами неприятно запершило, напомнив о давно забытой обиде. Контрольное слово, произнесенное Наташей, вытащило из памяти образ одноклассницы, насмешливо сообщавшей, что «ей с тобой не интересно».

10.

Юношеский максимализм воспринял отказ, с одной стороны, как смертельную обиду, а с другой – повысил статус объекта обожания. Отсутствие жизненного опыта доводило ситуацию до абсурда, рисуя мучения неразделенной любви до конца дней и сцены раскаяния Наташи у его смертного одра по истечении жизни. Паша мысленно разговаривал с любимой, доказывая, что она не права, что он интересный человек – просто ей не удалось этого увидеть. Но условие, которое подбросила судьба в лице Наташи, уже сработало, определив его жизненный путь на долгие годы вперед. В Пашином сознании выстроилась логическая цепочка. Оказалось, чтобы понравиться, надо быть интересным. А, чтобы быть интересным, нужно многое знать и уметь. А это подразумевает – учиться. Учиться, чтобы быть интересным. И Паша, что понимал тогда под этим, то и начал интенсивно постигать. Стал много читать по вечерам. Освоил, благодаря другу, пару десятков гитарных аккордов, чтобы можно было петь дворовые песни. Записался в секцию бокса. Захотелось схватить все сразу, чтобы вызвать интерес к себе. Жизнь поставила перед ним задачу, которую спровоцировал самый мощный стимул на земле – любимая женщина.

Правда, успеваемость стала сдавать свои позиции. Но поступление в ВУЗ в обозрение Пашиных интересов еще не попало. Была мечта – уехать куда-нибудь с геологической партией. Кем угодно, но уехать. Юность рисовала неимоверные испытания, из которых Павел Думанский – бородатый мужчина, в свитере «а ля Хемингуэй» всегда выходил победителем. И о его победах каким-то образом тотчас же узнавала Наташа. Она восторгалась ими, и желала встретиться с Павлом Петровичем. Но его дела никак не позволяли этому случиться. От неисполнимости желания Наташа мучилась, описывая свои страдания в письмах. Он же всегда отвечал ей сдержанно, по-мужски, предлагая еще немного потерпеть, пока он найдет для страны еще одну кимберлитовую трубку.

Летом, первые месяцы после своего фиаско, Паша часто бродил по берегу реки недалеко от дома любимой, тайно надеясь на случайную встречу, ведь случайные встречи ни к чему не обязывают. Подумаешь: ну, шел, ну, случайно встретились – привет, привет. «Ну как тебе, Наташенька, живется без меня?» «Плохо, Пашенька, извелась я совсем. Я – такая дура, но только теперь это начала понимать».

Когда он забывался, и его так далеко заносило, он плевался, удивляясь разошедшейся фантазии – как такое в голову взбрело, и поносил себя разными при этом словами.