Кто-нибудь даст ему кров. Другой ссудит небольшим капиталом или выхлопочет кредит. Третий уступит ему свой собственный или составит новый маршрут. И новенький займется торговлей в рассрочку.
Первый, самый трудный его визит — в полицейский участок.
В окошке сидит человек, который евреев на дух не переносит, особенно из Восточной Европы.
Человек потребует предъявить документы. Немыслимые документы. От приезжающих христиан таких документов в жизни не требуют. К тому же у христиан документы в порядке. У христиан понятные европейские имена. У евреев — имена еврейские, непонятные. Мало того, у них бывает по две или три фамилии, соединенные словами
Подобные имена доставляют полиции хлопоты. А полиция не любит лишних хлопот. Да если бы только имена и фамилии! Но с датой и местом рождения тоже полная неразбериха. Бумаги обычно сгорели в пожаре. (В галицийских, литовских и украинских местечках вечно горят городские управы.) Все бумаги утрачены. Что с гражданством, неясно. После войны и Версальского договора положение еще больше запуталось. Как имярек перешел границу? Без паспорта? А вдруг и вовсе с поддельным? Значит, его зовут не тем именем, каким он назвался, и мало того что он указывает несколько имен и фамилий, которые сами же говорят, что они
И так его выставляют один раз, другой и третий. Пока еврей не сообразит, что ему ничего иного не остается, как указать фальшивые данные, чтоб они смахивали на настоящие. Остановиться на одном имени, возможно чужом, но зато вразумительном, правдоподобном. Так полиция наводит еврея на славную мысль: прикрывать свои настоящие, подлинные, но запутанные обстоятельства выдуманными, но складными.
А потом все еще удивляются еврейским проделкам и плутням. Никто почему-то не удивляется наивности распоряжений полиции.
Можно стать коробейником или торговцем в рассрочку.
Коробейник таскает пристегнутую к спине корзину со всякой всячиной — мылом, подтяжками, резиновыми изделиями, пуговицами для брюк и карандашами. С этой маленькой лавочкой ему полагается ходить по кофейням и ресторанам. Но перед тем, как отправиться в путь, желательно хорошенько подумать, куда стоит заглядывать, а куда нет.
Мастерство коробейника тоже достигается упражнением. Самое верное дело — завернуть к Пиоватти, ближе к вечеру, когда состоятельные господа кушают кошерные сосиски с хреном. Чтобы поддержать репутацию, еврей-хозяин обязан угостить еврея-разносчика тарелкой супа. Вот он уже немного и заработал. А что касается едоков, то они на сытый желудок впадают в очень филантропическое настроение. Ни в ком доброта так глубоко не связана с физическим удовольствием, как в еврейском торговце. Ежели он поел, поел от души, он даже способен купить подтяжки, хотя держит точно такие же у себя в лавке. Скорей всего, правда, он ничего не купит, но подаст коробейнику милостыню.
Нельзя, понятное дело, прийти к Пиоватти шестым по счету. Доброты хватает от силы на трех. Я знал одного еврея, который заглядывал в одно и то же заведение каждые три часа. Каждые три часа едоки сменяются. Видя, что засиделся кто-то из прежней смены, мой коробейник не подходил к его столику. Он точно знал, где кончается сердце и начинаются нервы.
В определенной стадии опьянения добрый стих, бывает, находит и на христиан. И по воскресным дням можно без опасений входить в пивные и кофейни на городских окраинах. Над тобой посмеются, слегка обругают — но все больше по-доброму, не со зла. Самые резвые шутники отберут и запрячут корзину, чтоб покуражится над коробейником. Но его на испуг не возьмешь! Он понимает, что все это лишь биение золотого венского сердца. А хотя бы две-три открытки с красивыми видами он уж точно продаст.