Дороги Льва Мечникова

— У вас сейчас вид, дорогая Эмилия Львовна, какой был у ваших предков на реках Вавилонских. Оставьте его, виноват во всем я.

Потом, в гимназии Льва Мечникова несколько лет дразнили господарем. Он терпеливо сносил насмешки.

— Мой предок замечательный человек, — говорил Лева приятелям. — Подумать только, знал восемь языков и объехал полсвета. Я очень хочу побывать в Китае, пройти по путям Николая Милеску.

Учителя его не любили.

— Разбрасывается, — поправляя пенсне, говорил дяде Дмитрию директор гимназии. — Не без способностей, но растрачивает себя по пустякам.

Дядя Дмитрий приехал из Панасовки в Харьков специально для беседы с директором после того, как племянника задержали по дороге в Крым. Шла война. Лева и его товарищи решили тайком отправиться в армию защищать Севастополь. Ввиду патриотических мотивов их проступок решено было простить.

Окончив гимназию, Лев поступил на медицинский факультет Харьковского университета, но вскоре был исключен за участие в студенческих волнениях. Он переехал в Петербург.

Через некоторое время от него в Панасовку пришло письмо: «Я знаю, что вы будете бранить меня, и вот почему: начал я слушать лекции в военно-медицинской академии, на физико-математическом факультете университета и в академии художеств. Но сейчас, дорогие мои, не это главное. Я взялся за изучение персидского, турецкого и арабского языков и, честно говоря, сделал заметные успехи».

Дома на него махнули рукой.

Быть может, от своего предка, Николая Спафария, унаследовал Лев Мечников жажду странствий и способность к языкам. Через два года он, как знаток восточных языков, был приглашен на службу к дипломату Мансурову. В Панасовке заговорили, что из «бестолкового» выходит толк. Дядя Дмитрий, многозначительно улыбаясь, написал племяннику письмо, в котором пересказал ранее хранившийся от него в тайне разговор с директором гимназии, пророчившим Льву скверное будущее. «Никто не верил, а вот теперь убедились, что прав был я».

В Петербурге юноша согласился на предложение Мансурова, слышавшего о его успешных занятиях восточными языками. Бросив обе академии и университет, он поехал с миссией, направленной для организации сообщений русских черноморских портов с портами Леванта.

Он побывал в Константинополе, Афинах, жил в Палестине…

Вскоре отношения у Мечникова с Мансуровым стали портиться. Свободолюбивый характер юноши пришелся старому служаке не по душе. И от Мечникова при первой же возможности решили избавиться.

Надо сказать, что помимо своих прямых обязанностей, как главы русской торговой миссии, Мансуров хлопотал о приобретении для России места близ храма Гроба Господня. В Иерусалиме он истово молился и требовал от своих подчиненных особого благочестия.

— Вы вчера-с отлучались, Лев Ильич, — как-то заметил Мансуров. — А службу правил его святейшество патриарх иерусалимский. Напрасно манкировали, я бы не советовал впредь.

Мансуров и его клевреты стали преследовать переводчика замечаниями, наставлениями, «отеческими» словами. Однажды вспылив, Мечников дал пощечину секретарю миссии. В результате — дуэль и немедленная отставка.

Он очутился в Бейруте без денег и без знакомств. Письмо дяди лежало в кармане, но он не раскаивался в случившемся, хотя написать домой не смог…

Лев устроился торговым агентом в каботажном пароходстве, перевозившем грузы по левантийскому побережью и Черному морю. Его теперь хорошо знали в Бейрутском порту, арабы-грузчики ласково прозвали его «наш хромой москов» и смеялись над его произношением, когда он пытался говорить на местном наречии. Он был хром с детства, как Герман Вамбери, ученый и мечтатель, исходивший многие тысячи километров по древней земле Азии.

Мечников близко познал разноязыкий мир Леванта. Он стал своим человеком в Искандеруне, городе, торговавшем хной, которой красили в рыжий цвет ногти, бороды и подошвы. Ему приветливо кланялись на улицах Родоса, где над дверьми домов прибивались ржавые щиты и где камни древних дорог еще хранили тяжелый топот коней крестоносцев. У него была масса друзей в Измире, тонкие минареты которого вставали из-за моря навстречу кораблям задолго до того, как показывалась земля… И он много смотрел, слушал, рисовал…

В Галаце Лев Мечников бросил службу и оттуда перебрался в Венецию. «Теперь я определенно знаю, что я создан быть только художником. Никакие силы мира не заставят меня покинуть родину Тициана — этого истинного рая искусства» — так старался он убедить мать и всех родных.

В Венеции Мечников встретил много русских и среди них Ольгу Скарятину, замечательную женщину, увлекавшуюся передовыми идеями, большую почитательницу Герцена. Разойдясь во взглядах с мужем и разочаровавшись в личной жизни, Ольга с шестилетней дочкой покинула Россию и приехала в Италию. Впоследствии она стала женой Льва Мечникова.