Дорогой бессмертия

Двадцатишестилетнего Чаповского, киевлянина, высокого блондина с добрым лицом, любили подпольщики. Не скупой на шутку, он всегда вносил веселье. Юмор и находчивость унаследовал он от отца, старого большевика, рабочего обувной фабрики, которого в первые дни оккупации Киева расстреляли в Бабьем Яру. Жестокое известие пришло к сыну-красноармейцу в Ростов-на-Дону. По окончании артиллерийского училища Чаповскому присвоили знание лейтенанта. С того дня он мужественно сражался с врагами Родины в гаубичном полку стрелковой дивизии. В боях под Витебском полк потерпел поражение. Один дивизион пошел на прорыв вражеского окружения в направлении Ленинграда, другой, в котором был Чаповский, отправился ночью на юг. Коварный враг теснил храбрецов, ряды их редели. Оставшиеся в живых попали в плен.

Возле Овруча вместе с несколькими смельчаками он бежал. Однако Чаповскому явно не везло. Во время одной из облав его задержали и на сей раз водворили в Житомирский лагерь военнопленных, не подозревая о совершенных им ранее преступлениях против оккупантов. Однажды Олега с выбитыми зубами выгнали рыть яму. Узников заставляли готовить себе могилу. Им приказывали раздеваться и ложиться на дно ямы вниз лицом. Потом фашисты расстреливали обреченных в головы и затылки. Гора трупов росла…

Дрожащими руками, сознавая своё полное бессилие, копал Олег яму в ожидании своего череда. Но вот до уха донеслось: «Так и умрем? Нет!» Он увидел, как сильные руки двух пленников сбили с ног конвоира. Из захваченного оружия они открыли стрельбу по гестаповцам и полицейским. В наступившем смятении пленные начали разбегаться. Но куда? Вражьи пулеметы косили их со всех сторон. Были убиты два смельчака, напавшие на конвоиров. Пуля впилась в кисть Олеговой руки. Сбитый с ног, он вместе с другими был сброшен в яму. Озверевшие гестаповцы бросили туда мертвых и раненых и стреляли по ним из автоматов. Но Чаповский оказался под двумя трупами и избежал смертельной пули.

Яму гестаповцы не засыпали землей, она была не полной и поэтому они решили засыпать ее утром.

Ночь медленно таяла. Занимался рассвет. Мимо страшного побоища, от которого удалились даже два патруля, проходила старушка, жительница Житомира. Она услышала негромкий стон. Да, кто-то стонет. Присмотрелась. Глазам не верилось! В незакрытой яме она увидела трупы. Но что это? Немощный человек пытался выбраться из ямы. Кто это? Привидение? Боже!.. В страхе замерло сердце. Старушка трижды перекрестилась. Слезы застелили глаза.

— Вот идолы, что делают… И мой сын воюет…

Преодолевая страх, женщина подошла к краю ямы и помогла «воскресшему» освободить ноги, придавленные мертвецами. У локтя левой руки виднелась раздробленная кость. Лицо испачкано кровью. Напрягая остатки сил, человек с помощью милосердной женщины наконец поднялся. Она увела его в дровяной сарай, который находился во дворе дочери, что проживала неподалеку от этого страшного места.

Олег с волнением смотрел на чужую, но теперь ставшую ему самой близкой женщину. Кто она такая? Как величать ее? Ведь она пошла на риск, самопожертвование только из гуманных побуждений, ради спасения человека. Он мог долго и много раз повторять слова благодарности, но нужно ли это сейчас, когда вместо слов говорило благодарное сыновье сердце!

Несколько суток Чаповский просидел в сарае. С рассветом входила грустная женщина и перевязывала рану, приговаривая:

— Потерпи, сынок, в бинте мазь из цветка, сказывают люди, заживляет раны.

— Спасибо, матушка…

— Вот поправишься — отплати варварам.

Возле больного она ставила кувшинчик с молоком и ломтик хлеба.

— Выздоравливай, сынок…

Боль не утихала ни днем ни ночью, высокая температура вызывала постоянную жажду. Как-то вечером в сарай вошла возбужденная старушка.

— Сыночек мой, — взмолилась она — Несчастье! Зять объявился, видать, дезертировал. Когда доведался, что в сарае прячем тебя, приказал дочери немедленно увести отсюда, иначе грозится в жандармерию донести. Вот какая напасть!

Олега обдало холодным лотом. Стало страшно. Желание жить не покидало ни на минуту. Но выбора не оставалось. Он медленно поднялся и вместе со старушкой вышел из сарая. Она взяла его, обессиленного, под руку и повела знакомой тропой к реке.

— Пожалуй, сам не перейдешь, — прошептала сердечная женщина, когда они остановились на берегу.

Прижав к себе здоровую руку Олега, она вошла вместе с ним в студеную воду, бродом вывела на другой берег и повела дальше огородами.

— Там лес, — тихо прозвучал ее голос. — Бог тебя сбережет! — с этими словами старая женщина по-матерински нежно поцеловала воина в холодный лоб. — Иди, родной, с богом. Возьми узелок с хлебцем. Бери, бери, силенок-то немного…