Дорогой длинною

На ней не было больше её чёрного городского платья. Настя была наряжена в широкую красную юбку, сборчатый фартук в больших цветах и почти новую, лишь слегка выцветшую на спине и плечах кофту с широкими рукавами. Илья сразу понял, что Варька отдала невестке свою лучшую одежду, и кочевой наряд ничуть не портил Настю, но было это всё же… непривычно. Волосы её венчал новый синий платок, и в таборной одежде Настя казалась ещё более хрупкой, беззащитной и потерянной. Стоя у телеги, она пристально, слегка испуганно смотрела на Илью, и у него снова закружилась голова от этих глаз. Но в двух шагах на траве сидели цыгане, и Илья, подойдя, нарочито небрежно бросил:

– Настька, подай полотенце. Варька, полей мне… Настя молча полезла в телегу. Варька черпнула ковшом из жестяного ведра и с чувством вылила ледяную воду на голову брату.

– Что ж делаешь-то, чёртова кукла?.. - зашипел Илья. - Понемногу хоть!..

Почему тут Деруновы расселись? Объясни мне, в конце концов…

– Объяснять тебе, дураку?.. - в тон ему зашипела и Варька, яростно зачерпывая новый ковш. - Чего тут объяснять, когда ни мозгов, ни совести?!.

До табора Настьку довести не смог, кобель?! В копну тебе приспичило?!. Нет бы подумать, что вам ещё жить с ней! В таборе жить! У наших жить! Кто там её знает, кто поверит, что она не бог знает кто?! Кто её рубашку там увидит?!

Хочешь, чтоб твою жену потаскухой цыгане называли? Скажут: "Без свадьбы, в кустах городскую взял, чтоб с её чистой простыней не срамиться!"

– Кто скажет?! - вскинулся Илья.

– Да уж найдётся кому, не беспокойся!!! - и Варька торопливо и сердито поведала о том, как они с Манькой вчера, уже в сумерках, сложили телегу, запрягли гнедых и тронулись к стоящим на третьей версте цыганам с полной уверенностью в том, что там играется хоть какая, но свадьба, с целым табором очевидцев. До табора они, однако, не доехали.

– Хорошо, хоть туча ещё не дошла, месяц светил! В поле светло, как днём, было! Я гляжу - стог, возле стога - шаль Настькина валяется, в стогу - слышу, ворочается кто-то… Матерь божья, думаю, вот так и знала, так и чуяла, что этот поганец всякое соображение утратит! Не в таборе, а в соломе свадьбу сыграет!

Положение казалось безнадёжным. Бежать в чужой табор за свидетелями, судя по всему, было уже поздно. Стоя на дороге возле телеги и с тревогой прислушиваясь к доносящимся из стога звукам, Варька и Манька начали лихорадочно решать, что же теперь делать. Через пять минут сестра Ильи уже разводила возле стога костёр, а Манька при свете месяца со всех ног мчалась обратно в Москву за своей роднёй. Деруновы, бывшие в хороших отношениях и со Смоляковыми, и с семьёй Насти, могли спасти положение.

Выдернутые Манькой прямо из-за именинного стола, пьяные братья Деруновы с восторгом восприняли предложение перекочевать с именин на свадьбу. Мать их Тюля, сохранившая трезвый рассудок, возмущённо рявкнула на тут же притихших сыновей, отправила едва переведшую дух Маньку за извозчиком, и через несколько минут всё семейство летело на дребезжащей пролётке к заставе.

К приходу гостей Варька успела поставить самовар, разложить на скатерти приготовленную с собой в дорогу еду, среди которой, к её радости, нашлась даже бутылка вина, и завопить около стога диким голосом, вызывая брата и его жену. Илья на этот зов не отозвался, поскольку спал как мёртвый, и Варьке удалось извлечь из соломы только заплаканную, растрёпанную Настю.

Девушки поняли друг друга с полувзгляда, и, когда спустя час отряд Деруновых во главе с мамашей высадился из пролётки на пустую дорогу, Варька сразу заголосила:

"Ромалэ, уважаемые, будьте свидетелями!" Тюля со старшей невесткой зашли за стог, где отсиживалась Настя, тут же вернулись с мятой, рваной, перепачканной рубашкой невесты, разложили её перед костром, - и начались шумные поздравления с "хорошей девочкой", принимать которые пришлось Варьке: других родственников молодых под рукой не было. До рассвета оставалось недолго, и гости решили дождаться пробуждения молодого мужа.

– Пхэнори

, спасибо… - только и мог сказать Илья, выслушав рассказ сестры. Та лишь махнула рукой:

– Не меня, а бога благодари, что Тюля Настьке крёстная и всю жизнь её знает! А Ефим тебе с Пасхи должен! Вот только попробуй с него теперь долг стребовать! По-хорошему-то, свидетели с самого начала сидеть должны были. Ну, уж лучше так, чем вовсе никак… Ох, беда мне с тобой… Ну, когда в твоей голове пустой хоть что-то путёвое заведётся, а?! Или в Старомонетном последний ум выбили?! А ещё мне говорил, что я в городе цыганкой быть перестала! А сам-то?!.

Варька была трижды права, и Илья не стал отвечать. Сестра ещё раз уничтожающе посмотрела на него и отошла в сторону, уступая место Насте, приблизившейся с полотенцем.

– Как ты, девочка? - виновато спросил Илья.

– Слава богу… - чуть слышно ответила она, подавая полотенце. - Какая Варька умница, боже мой… Что бы с нами без неё сталось?.. Как бы я твоей родне в глаза смотрела?