Дорогой широкой

Вот в это село и въехали на своём катке любопытствующие путешественники. Первым делом подкатили к магазину. Всякий странствующий и путешествующий знает, что именно в сельмаге проще всего узнать новости. К тому же достаточно удалиться от большой дороги хоть на полкилометра, как цены в магазине становятся божескими, а очереди пропадают. Однако здесь их встретила волнующаяся толпа. Люди стояли плечом к плечу, нипочём не желая упустить своей очереди. Голоса звучали резко и требовательно:

— Куда прёшь? Тебя тут не стояло!

— Больше двух в одни руки не давайте!

Пахнуло родным и застойным. Советский человек настолько привык стоять в очередях, что уже не мыслит себя без них и страдает, видя изобилие продуктов при отсутствии толпы. Случается, пенсионерка, явившись в Сбербанк к окошечку для коммунальных платежей и обнаружив, что очереди почему-то нет, поворачивается и уходит:

— Что?! И постоять негде? И с людьми не поговорить? Да я и платить тогда не стану!

Богородица, как и следует человеку не от мира сего, застыл в дверях, а Юра немедля ввинтился в толпу с извечным вопросом:

— Что дают?

— Дрожжи привезли, хлебопекарные, — ответили ему. — По килограмму расфасованы.

— А!.. — сразу потеряв интерес, протянул Юра. — Манёк, пошли отсюда.

Есть в русском человеке странная и необъяснимая стеснительность. Кажется, что проще подойти к первому попавшемуся человеку и спросить: почему у вас косят в неурочное время? Так ведь нет, непременно нужно изобрести обходной манёвр, словно ты не человек, а законспирированный Штирлиц. Должно быть, играет роль изначальная виноватость всех и каждого перед всесильной властью. На прямо поставленный вопрос, поди, и ответа прямого не получишь. Нужно совсем потерять представление о самосохранении, чтобы на прямой вопрос прямо и отвечать. Углядев выскочившую из магазина девчонку, Юра и Богородица направились к ней. Девчонка тащила батон и две килограммовые пачки дрожжей.

Ясно, что для себя такое не покупается, наверняка родители послали. Хлебопекарные дрожжи, — значит, хлеб печь собираются. А батон велели купить в качестве образца. — Папа твой где? — спросил Юра. Предполагалось, что девчонка ответит, что папа в поле косит, и тогда будет удобно спросить, а чего это сенокос у вас раньше общепринятого начался. Девчонка, однако, доказала, что родительские комплексы чужды ей напрочь. Она махнула пластиковым мешком в сторону дома и произнесла как само собой разумеющееся: — Вон за домом, трактором самогонку гонит. Гнать трактором самогон — термин незнакомый и многовариантный. Теперь путешественников было бы и за волосы не оттащить от жгучей тайны. — Пошли, зайдём, — сказал Юра,и Богородица, позабыв на время о всеведении, тоже пошёл полюбопытствовать.

Прежде всего, за домом действительно обнаружился трактор. Обычная дэтэшка, давно отъездившая свой ресурс и замызганная до неузнаваемости. Очевидно, когда растаскивали совхоз, бывший механизатор явочным порядком прихватизировал общественное имущество, а прочие забыли или не захотели остановить самовольщика. Трактор стоял вплотную у стены и тарахтел на холостых оборотах. Владелец лежал на расстеленной телогрейке и созерцал по-июньски синее небо.

— Здравствуйте, — сказал Юра.

— Приветик! — как старому знакомому обрадовался тракторист. — Вы по обмену опытом или покупатели?

— Можно сказать, что по обмену, — обмениваться опытом Юра был готов всегда.

— Смотрите, — кивнул хозяин на трактор. Встать он поленился, видимо, полагая, что опыта приехавшие могут набраться и сами.

Смотреть было особенно нечего. Трактор как трактор, кран слива воды на радиаторе открыт, и в подставленную бутылку капает прозрачная жидкость. — Что-то я не врубаюсь, — сказал Юра. — Чего врубаться-то? Ты же не мумбо-юмбо, гляди и смекай. В систему охлаждения вливаем бражку, только немного, четверть обычного. Врубаем дизель-мизель. Он, понятное дело, перегреваться начинает, потому как воды в системе нет. Но я без форсажа, на холостых, так что ни хрена ему не будет. Бражка от двигателя греется и закипает. Радиатор у нас заместо змеевичка — и всё тип-топ, вон какая слеза капает!

— А зачем? — спросил непонятливый Юра.

— Как зачем? — тракторист даже привстал со своей телогрейки. — Да ты смотри, сейчас фокус-покус покажу! — он встал окончательно, быстро сменил почти полную бутылку, отлил немного в стакан, макнул туда палец и чиркнул зажигалкой. Синий огонёк побежал по влажному пальцу.

Фокусник плавно повёл рукой, загасив пламя прежде, чем оно успело обжечь его. — Видал-миндал? Ишь, как горит! «Бредберёвка», не хухры-мухры.

— Ага, — сказал Юра. — Понял. Здорово придумано. А почему «бредберёвка»?

— Стакан на грудь примешь, такой бред забирает — круть! Потому и «бредберёвка», — сообщил тракторист, показав тем самым, что у истоков движения он не стоял, американской книжки не читывал и разделяет заблуждения народной этимологии, всегда остроумной, но, как правило, неверной.

— А где бражку берёте? — продолжал уточнять Юра.