Дорогой сновидений

— Гешти! — глаза богини вспыхнули злостью.

— Что «Гешти»? Что? Я уже несколько вечностей Гешти! И ничего от этого не изменится!

— Ты говорила, — Шамаш вмешался в их перепалку, не дав перерасти в нечто большее, — что во времена Мара люди сами…

— Да, конечно! В прошлый раз они сделали всю черную работу за нас! Но в конце-то концов, вспомни, они заключили договор с Айей! Чтобы вернуться на землю живыми победителями, а не мертвыми героями! Конечно, если тебе все равно, что станет со спящими, если все, чего ты хочешь, это остановить Лаля, пожалуйста, вперед! Но мне-то показалось, что тебя заботит как раз жизнь детей твоего каравана!

— Это так.

— А раз так — нам нужна Айи! Только она может разбудить уснувших сном Лаля живыми!

Кигаль качнула головой. В ее глазах, устремленных на младшую богиню, плавилась тоска:

— То, что я скажу… Мне бы не хотелось, чтобы ты восприняла это как шутку или бред чрезмерно разыгравшегося воображения. Все совсем не так, как в прошлый раз. В вечности не найти двух одинаковых мгновений. Они могут быть похожи, как две капли воды… Но эти капли — не одно и то же. На этот раз нам придется рассчитывать только на себя, исходя при этом из того, что, возможно, нам будет противостоять сила не только Лаля и горстки смертных детишек, но и Айи!

— Скорее снежная пустыня покроется травой, чем Айя встанет на сторону Лаля! — воскликнула Гешти. — Пусть они и брат с сестрой, но ненавидят друг друга… Так же, как вы двое свою младшую сестрицу Инанну!

— Я не испытываю ненависти к Инанне…

— Шамаш, это… Это не важно! — Гешти смотрела на него с тенью удивления. Собственно, она хотела сказать другое: — "Важно не это", имея в виду, что, возражая против того, что казалось если и не несомненным, то уж точно не связанным с происходившим, бог солнца не заметил того, что должно было не просто задеть, но возмутить его. Или он действительно забыл Айю, забыл окончательно и бесповоротно? И поэтому остался безразличен к обвинению Айи, в сущности, — в предательстве. Да, Гешти завидовала Айе, и, все же… Она не могла не испытывать возмущения, слыша явную несправедливость. — Айя никогда бы не встала на сторону Лаля! Что бы ни произошло. Это невозможно! Не сомневайся…

— Гешти, помолчи, — поморщившись, остановила ее Кигаль, — не говори о том, чего не знаешь.

— Ты всегда не любила ее, и теперь пользуешься…

— Гештинанна!

— Это несправедливо!

Повелительница мира смерти молча смотрела на богиню памяти в упор. Она не произнесла ни слова, чувствуя, что следующее может взвиться яростным ветром, готовым стереть в прах все на своем пути. А затем Кигаль заметила, что бог солнца, сильно хромая, подошел к стоявшему чуть в стороне высокому вырезанному из черного камня креслу и тяжело опустился на него.

Обе женщины забыли о ссоре, поспешили к нему.

— Больная нога? — сочувственно глядя на него спросила Кигаль.

— Шамаш, то, что ты не отказываешься от смертного тела, несмотря на все его недостатки — в конце концов, твое дело. Но почему ты не позволил Нинти исцелить твои раны? Хочешь, я позову ее?

— Не надо.

— Что мы будем делать? — голос богини смерти был тих.

Колдун молчал. Он понимал, что бессилен что-либо изменить. Это не его сражение. Не ему идти в бой.

— А если оставить все, как есть? Пусть события идут своим чередом! — Гештинанна резко взмахнула руками, словно собираясь взлететь. — Вспомните прошлое: что бы мы ни делали, всякое наше вмешательство оказывалось лишь временным решением проблемы, за которым следовала масса новых проблем! — она надеялась, что бог солнца поймет ее, поддержит… Но он качнул головой.

О, колдун прекрасно понимал ее! Высшие научили его: единственная помощь, которая бывает чиста, свободна от корысти, любви или ненависти, ответственности при поражении и торжества в случае победы — кубок с отравой, переданный в руки больному, закончившему свой земной путь.

Судьбу подобных должен решать подобный. Пока он был человеком, чувствовал себя простым смертным, эти мысли, сомнения даже не закрадывались ему в голову. Но теперь… Шамаш вдруг с совершенной ясностью понял причину, по которой, зная в сущности все ответы, все, что было нужно для того, чтобы найти путь, он не видел его. Не удивительно.

Горькая усмешка скользнула по обветренным, потрескавшимся губам. Все это время он искал тот путь, что был бы общим для него и каравана. Но этого пути нет. Его никогда не было и никогда не будет. Их дороги просто пересеклись. На день, на год или на сто лет — неизвестно. В его власти продлить это время или укоротить его, но он не в силах изменить ни свой путь, ни их, сводя две совершенно разные дороги в единую тропу.

"Бог, человек? — вновь болезненная усмешка. — Какой ерундой я себя мучил? Какая разница, кто я? Главное — не мы, а наши дороги. Но разве не мы определяем их, не мы идем ими? Что они? Всего лишь камень под ногами. Почему же, несмотря ни на что, выходит так, что не мы повелеваем ими, а они нами…?»

— Гештинанна, составители древних легенд, позови их пожалуйста, — в какой уж раз повторил он.