Дорогой сновидений

— Видишь? Если я захочу — оно пропадет, — и, в подтверждение своих слов, богиня провела над камнем ладонью, стирая отражение, словно след со снежного покрова пустыни, — потому, — продолжала она, — что я — хозяйка своей судьбы. Она у меня есть, но не она властвует мной, а я управляю ею.

— Это дар всех богов, — едва она умолкла, заговорил Намтар. — Хотя одним он подвластен в большей мере, другим — в меньшей. Неужели ты не помнишь?

— Тут дело не в памяти, — качнул головой колдун.

— Тогда в чем же?

— Шамаш, в этом зеркале отражается все, — тихо, с некоторой долей печали в голосе, промолвила Кигаль. — В сущности, даже призраки и тени, у которых нет ничего, за исключением прошлого, решись они заглянуть камень судьбы, нашли бы в нем себя — такими, какими они были когда-то. Вот… — бледной дымкой тумана посреди зала затрепетала серая тень.

— Великая госпожа… — прошептала женщина-привидение, падая ниц перед своей повелительницей.

— Встань и подойди сюда, — приказала ей Кигаль. Богине не терпелось поскорей разобраться в тех странностях, которые, как совершенно неожиданно оказалось, хранило в себе зеркало судьбы.

Тень, безгласно подчиняясь ей во всем, подплыла к не сводившим с нее взгляда богам, замерла с ними рядом, склонившись в низком поклоне.

Пришелица прятала глаза, боясь встретиться взглядом с повелителями стихий, огонь которых был способен одной искрой своей растопить ее, словно кусок воска. И, все же, чувствуя близость бога солнца, она была не в силах побороть в себе желания взглянуть на Него хотя бы искоса… и затрепетала, замерцала, увидев теплую улыбку на устах повелителя небес. Казалось, еще мгновение и она, порвав оковы, удерживавшие ее в подземном мире, поднимется в небеса в столь желанном и легком полете… Но тут…

— Взгляни сюда, — властный голос богини смерти обжег ее своим холодом, заставив, наверное, впервые, вместо того, чтобы слепо подчиниться приказу, в ужасе отпрянуть в сторону.

— Зачем ты пугаешь ее, Кигаль? — качнул головой колдун.

— Во имя Свышних, Шамаш! — болезненно поморщилась богиня. — Она всего лишь тень!

— Я знаю. Но ведь это не повод мучить ее, — он повернулся к пришелице, заговорил с ней. — Не бойся, милая. Мы хотим лишь, чтобы ты взглянула в зеркало и сказала, что ты в нем видишь. Это не причинит тебе никакого вреда, разве что навеет грустные воспоминания…

— У тени не может быть воспоминаний. И грусть она тоже не знает. На то она и тень… — проворчала Кигаль, но, встретившись взглядом с неодобрительно качнувшим головой колдуном, пожала плечами. — Ладно, поступай, как считаешь нужным. Главное, чтобы это помогло.

— Подойди к камню, — произнес колдун.

— Конечно, конечно, господин моей веры, — прошептала та, подплыв к камню, повернулась к его глади.

Прошло несколько мгновений и серый мутный покров зеркальной глади начал проясняться. На нем закружилось, затрепетало что-то далекое, неясное, которое постепенно стало складываться в очертания смертной женщины, горожанки. — А она была красива… — на миг в голосе богини вспыхнула зависть, но потом на смену ей пришло сочувствие, ведь она лучше, чем кто бы то ни было другой, понимала: когда теряешь все, труднее той, кому не просто есть что терять, но предстоит расстаться с очень многим. — У тени нет настоящего и будущего, но у нее есть прошлое…А камню безразлично, было это или будет. Он отражает то, что видит.

— Если в зеркало смотрит тот, кто помнит, каким был призрак до того, как лишился плоти… — глядя то на тень, то на ее отражение, начал Шамаш.

— Он увидит его таким, каким он был, — подхватила его мысль богиня смерти.

— Великая госпожа, — прервала нависшее было над залой молчание тишины женщина-тень, чьи неясные туманные очертания трепетали, словно на сильном ветру, — могу ли я теперь удалиться?

— Почему? — не поднимая на нее взгляда, спросила Кигаль.

— Госпожа? — тень затрепетала еще сильнее. Ей хотелось поскорее исчезнуть, забиться в одну из бесчисленных нор подземного мира и забыться там пустым, отрешенным от всего сном-существованием. Но она не могла сделать этого, когда вопрос богини, совершенно не понятный несчастной слуге, удерживал ее на месте.

— Почему ты хочешь уйти?

— Здесь… — очертания тени стали мерцать, то расплываясь, то сжимаясь вновь. — Есть что-то, что тревожит мой дух.

— И что же?

— Смилуйся, госпожа! — взмолилась та. — Я всего лишь тень! Откуда мне знать ответ на Твой вопрос!

— И все же… — Кигаль продолжала удерживать ее наполнившимся огнем взглядом желтых глаз.

— Не гневайся на меня! Отпусти мой дух! Или развей его по ветру! Прошу Тебя, госпожа! Только не продлевай это мгновение на вечность!

— Пусть идет, Кигаль.

Богиня смерти повернулась к брату, несколько мгновений молча вглядывалась в его спокойное, немного грустное лицо, а затем, по-прежнему не говоря ни слова, взмахнула рукой, отпуская рабыню.

Приведение, залучившись от радости, склонилось на миг в поклоне, благодаря небожителей за понимание и сочувствие, а затем, мелькнув едва заметной радужной тенью, исчезло.