Дороже жизни (СИ)

Анжелику они окрестили — Лика, от её полного имени оторвали последнюю часть. Девчонка была красивая и умная, но не заносчивая, чем и покорила всех остальных друзей. Сашка стал за смешливость и доброту — Шутом, чем очень гордился, Костик стал Конаном, так как, тот был его любимым героем. А Лешка почему-то решил стать Люком.

— Потому что ты хитрый и закрывающийся, как настоящий люк, — шутила Лика.

Вторыми именами ребята пользовались между собой, игра открывала путь в другую жизнь, где каждый был тем, кем хотел.

— На обед зовут? — спросил Люк, поднимаясь в полный рост и отряхивая штаны от налипшего голубиного помета.

— Нет. Рано еще! Спускайся, дело есть! — прищурившись на солнце, ответила знаками девочка.

Сверху она тоже казалась куклой.

— А, ну раз дело… так бы и сказала, — нехотя пробурчал он.

Очень не хотелось спускаться в будничную жизнь. Тут Люк мог помечтать, а теперь до завтра вряд ли найдет возможность, чтобы снова побыть наедине с собой. Ключ от чердака он как-то выпросил у дяди Славы, школьного сторожа, и пообещал, что не свалится оттуда и не наделает беды. Только друзья знали о его "крышных" посещениях. Лешка садился обычно так, чтобы ему было видно всех, а его никто бы не заметил, если только он сам этого не хотел. Он придумал знаковый язык и теперь его друзья, если хотели позвать Люка вниз, становились напротив ветвистой ивы. Её хорошо было видно с его наблюдательного пункта. Там ребята ждали, пока друг заметит их сигналы. Со стороны можно было подумать, что Лика отгоняет назойливую муху. Осенью их было хоть отбавляй.

Парнишка спустился через люк, закрыл чердак и, тихо ступая, оказался в школьном коридоре. Занятия уже закончились и только уборщица тетя Клава — добрая, пышная женщина — шлепая мокрой тряпкой, намотанной на деревянную швабру, отмывала затоптанный пол.

На цыпочках Лешка проскочил мимо нее и кинулся вниз по лестнице, прыгая через три ступеньки. Пробегая пост дежурных, он постарался протиснуться в приоткрытую дверь и вылетел на улицу.

Желтый лист, подхваченный ветром, закружил перед его носом и легкой лодочкой опустился в прозрачную лужу, в которой отражалось гладко-синее небо. Пока было тепло: лето еще не прошло, а осень настала не полностью. Середина сентября. Несмотря на школьные занятия, все еще хотелось носиться по улице и беззаботно играть в казаков-разбойников, вышибалу, салки, футбол, гоняя мяч по школьному двору до позднего вечера. Но даже вдали от дома самый поздний вечер тут заканчивался даже не успев начаться в 9.00, после отбоя. Хотя в это время спать совсем никому не хотелось. Ребята рассказывали друг другу разные жуткие истории, от которых потом уснуть вообще было почти невозможно: про вампиров, оборотней, всяких гоблинов и т. д. и т. п., причем, каждый раз, страшно подвывая, вторя своим же придумкам. Порой рассказчику самому становилось страшно, и он оставлял историю недосказанной до следующего вечера.

— Ну, ты чего так долго? — спросила Лика, забавно нахмурившись.

— А чего случилось-то? — переводя дыхание от быстрого бега, ответил Люк.

Вместо ответа девочка схватила его за руку и потащила за собой вдоль сада, прячась за деревья, стараясь не привлекать постороннего внимания.

— Бежим! Не отставай! — поторапливала Лика. Протиснувшись в узкую щель в заборе, друзья кинулись со всех ног через просеку в лес.

За такой побег, без разрешения воспитателя, грозил выговор и письмо родителям, но Люк и Лика рисковали не в первый раз и им обычно везло. Они оставались незамеченными ни доносчиками, в лице дежурных по школе, ни воспитателями. Обычно оправдывались тем, что заигрались в прятки или зачитались интересной книгой. Читать их компания любила и, как правило, им верили. Конан обычно брал в библиотеке самые интересные и самые толстые книги, которых хватало для чтения на несколько вечеров.

— Долго еще?

— Нет, уже скоро, — ответила, не оборачиваясь, подруга, мелькая впереди. Бегала она быстро.

Они спустились в сырой овраг, скрытый высокой травой. Сам бы Люк его вряд ли заметил. Конан и Шут встретили их встревоженными взглядами.

— Что случи…лось? — замер Люк на полуслове, заметив в руках друзей живое существо, — Кто это? — затаив дыхание, спросил он, оглядывая беспомощно повисшую на руках Шута птицу.

— Наверное, дрозд или еще кто-то, — ответил друг, пожимая плечами.

— Где вы его взяли? Он живой?

— Да, живой. Только изранен очень. Мы его от голодного кота еле отбили. Вот зверюга, чуть нас с Конаном не сожрал. Смотри! — показал Шут свои боевые раны — глубокие царапины на ногах и руках. У Конана были такие же и еще кровоточили.

— А где он сейчас? — спросила Лика, оглядываясь.

— Ты не бойся. Я его, когда прутом ударил, он заорал и удрал куда подальше. Понял, кто царь зверей! — выпятив грудь, хвастал Конан, оглядываясь на притихшего Шута, как бы прося подтверждения своих слов.

— Да, ладно тебе! Что будем с птицей делать? Тут нельзя оставлять, звери сожрать могут. И в интернат нельзя, там люди есть, хуже зверей, — сверкнул черными глазами Шут и почесал в раздумьях затылок.