Дорожные работы

— Что значит — из-за дороги?

— Она проходит как раз по нашей улице, — пояснил он. — Мой дом, насколько я могу судить, окажется как раз посреди разделительной полосы.

— Вот, значит, почему вы показали мне, где ведутся эти дорожные работы?

— Наверное. Я ведь еще недавно работал на прачечном комбинате, что в двух милях отсюда. «Блю Риббон» называется. Чертова дорога и его поглотила.

— Поэтому вы и потеряли работу? — уточнила она. — Вашу прачечную закрыли?

— Не совсем так. Я должен был заключить контракт на покупку завода, чтобы открыть новый комбинат в местечке, которое называется Уотерфорд, но не сделал этого.

— Почему?

— Не мог я этого вынести, — просто ответил он. — Выпить хотите?

— Вам вовсе не обязательно меня подпаивать, — сказала она. — Я и так согласна.

— Господи! — Он всплеснул руками и закатил глаза. — У вас все мысли об одном.

Воцарилось неловкое молчание. Наконец она сказала:

— Я пью только коктейли. Водка с апельсиновым соком у вас есть?

— Да.

— А вот «травка» вряд ли найдется. Да?

— Да. Этим я не балуюсь.

Он отправился на кухню и смешал гостье коктейль. Себе, как обычно, приготовил «Комфорт» с севен-апом и отнес напитки в гостиную.

Девушка забавлялась с пультом дистанционного управления, поочередно включая все тридцать семь каналов. «По правде говоря», заставка, «Что у меня на уме», «Мечтаю о Дженни», «Остров Гиллигена», заставка, «Я люблю Люси», заставка, заставка, Джулия Чайлд, колдующая над авокадо, заставка, «Лучшие цены» и снова Гарри Мур, требовавший, чтобы жюри определило, кто из троих участников написал книгу о том, как, заблудившись в дремучих лесах Саскачевана, выжил там целый месяц.

Он подал девушке ее коктейль.

«Скажите, номер два, вы жуков ели?» — поинтересовалась Китти Карлайл.

— Слушайте, а куда «Звездный путь» подевался? — нахмурилась девушка, отпивая из стакана.

— Его в четыре часа крутят, — пояснил он. — По восьмому каналу.

— Вы его смотрите?

— Иногда. Моя жена предпочитает Мерва Гриффина.

«…Никаких жуков я не видел, — ответил тем временем конкурсант под номером два. — В противном случае я с удовольствием полакомился бы ими».

Грохнул смех.

— А почему вы разъехались? — спросила девушка. — Впрочем, можете не отвечать, если не хотите.

— По той же причине, что я лишился работы, — ответил он, усаживаясь.

— Из-за этого контракта? Из-за того, что вы новый завод не купили?

— Нет. Из-за того, что я не купил новый дом.

— Не купили… Во черт! — Она уставилась на него не мигая. Благоговение и восхищение перемешались в ее глазах с непритворным страхом. — Так что же вы собираетесь делать теперь?

— Сам не знаю.

— Вы сейчас не работаете?

— Нет.

— А чем же вы днем занимаетесь?

— Гоняю по автостраде.

— А вечером смотрите телевизор?

— Да. И пью. Иногда воздушную кукурузу готовлю. Сегодня тоже ее сделаю. Попозже.

— Я не люблю воздушную кукурузу.

— Значит, сам съем.

Она нажала красную кнопку на пульте дистанционного управления, и экран «Зенита» скукожился до размера крохотной яркой точки и погас.

— Если я правильно поняла, — произнесла девушка, — то вы собственными руками избавились от жены и работы…

— Только не обязательно в этом порядке.

— Это не важно. Вы принесли их в жертву своей ненависти к дороге. Так?

Он хмуро воззрился на потухший экран телевизора. Он редко смотрел телевизор и тем не менее испытывал какую-то неловкость от того, что тот выключен.

— Сам толком не пойму, — уклончиво ответил он. — Порой сложно понять собственные поступки.

— Может, вы так свой протест выражаете?

— Не знаю. Обычно ведь протестуешь в том случае, если знаешь, что есть нечто лучшее. Люди, протестующие против войны, знают, что мир лучше. Люди, которые выступают против законов, запрещающих наркотики, полагают, что законы должны быть либеральнее… Словом, я и сам толком не знаю. А почему бы вам не включить телевизор?

— Сейчас включу. — И он вновь обратил внимание, что глаза у девушки зеленые, а взгляд загадочный и пристальный, как у кошки. — Вы, наверное, здорово ненавидите эту автостраду, да? И наше технократическое общество. Бесчеловечное отношение к простым…

— Нет, — покачал головой он. Ему было трудно говорить правду; он даже сам не понимал, зачем мучается, когда можно было, соврав, одним махом покончить с этим разговором. Она была такой же, как и остальная молодежь, как Винни, как люди, думающие, что истину можно постигнуть, обучаясь: громкие слова и лозунги были для нее важнее, чем правдивый ответ. — Поверьте, уж я в своей жизни нагляделся на всякие стройки. И мне всегда было глубоко наплевать на них, кроме разве что тех случаев, когда приходилось далеко обходить из-за разрытого тротуара.

— Но теперь, когда это задело вас… ваш дом и вашу работу, вы взбунтовались.